Мент и бомжара (сборник)

– Так его же еще найти надо…

– Найдешь.

На том мы с ней и расстались.

На следующий день, пробегая мимо входа в метро «Белорусская-радиальная», бабули я уже не увидел. Может быть, багульник закончился, может, время вышло – бородатый предупреждал, что бабуля будет на этом месте только три дня.

Надо заметить, что в самогоноварении я человек далеко не последний. В свое время, еще живя на Украине, я освоил эту науку во всех тонкостях и мог получать очень даже неплохую брагу на основе дрожжей и сахара, из скисших слив, отжатого винограда, мерзлой картошки и так далее. Верные люди снабдили меня первоклассным инструментом из лучших лабораторий города Днепропетровска, а там этих лабораторий…

Видимо-невидимо!

Громадная круглая колба из особо прочного, термостойкого стекла, так называемый холодильник, опять же стеклянная труба со сложной, пузырчатой системой внутри – подарок профессора химико-технологического института, гибкие, эластичные шланги мне раздобыли ребята с авиазавода… Качество исполнения, надежность, внешний вид самого аппарата делали мое производство не просто гигиеничным, а в полном смысле слова эстетичным – чуть не написал эротичным. Но и это слово было бы уместным, было бы правильным. Занимался я этим противоправным делом в белоснежном, накрахмаленном халате – наш районный хирург, попробовав раз-другой моего зелья, отдарился чем мог. Говорит, лучше я еще один срок прохожу в старом халате, но новый вручаю тебе, как выдающемуся мастеру своего дела. Такие дела, ребята, такие дела.

Все это должно вас убедить, что разговор, обрывки которого я услышал в электричке, не мог оставить меня равнодушным. После первых же донесшихся до меня слов я невольно, но устойчиво, как хороший радар, повернул свое ухо в сторону бородатого попутчика.

По глупости и простодушию мне показалось, что я услышал слова, относящиеся к неким особенностям любимого моего дела. Но по прошествии времени, когда случились все эти кошмарные события, я засомневался – о самогонке ли говорили мои случайные попутчики, ее ли родимую имели в виду, когда шептались за моей спиной? Из каких-таких миров они появились, в какие-такие миры направлялись…

Тогда эти вопросы мне и в голову не приходили, тогда во мне возникло единственное желание – поразить ребят настойкой, которую они еще не пробовали.

Поразил.

Можно сказать, наповал.

Во всяком случае, заходят они ко мне теперь гораздо реже, чаще со своей бутылкой, купленной, скорее всего, в соседнем киоске, да, приносят водку, или как там ее еще назвать, производства дружественной Осетии. Да, болеют после посиделок, да, выживают с трудом, не все до конца выживают, как, например, зять Юрия Ивановича – Саша.

Расскажу.

Посетила человека слабость – поленился сходить в дальний магазин и купил на ужин бутылку водки в ближнем киоске, на самом соблазнительном перекрестке установили его некие лица кавказской национальности, как выражаются нынче наши мыслители, чтобы ни одну из этих национальностей, не дай бог, не обидеть невзначай, потому как национальности эти, носители древней культуры. «Панимаишь», невероятно обидчивые и в гневе своем праведном могут попросту расстрелять неосторожного мыслителя прямо на пороге его собственного дома, вернее, на пороге собственной квартиры, – собственные дома у мыслителей появятся еще не скоро.

Ну, ладно, купил Саша, зять Юрия Ивановича, выпил ее и, можно сказать, помер. Почти помер. На его счастье больница была ну просто за забором. Неважная больница, неухоженная, но хороша она была тем, что туда частенько попадали незадачливые любители осетинской водки. Сашу доставили в эту больницу волоком и почти бездыханным. Но поскольку все врачи, сестры, вахтеры и даже уборщицы этой больницы уже хорошо знали, что делать с таким пострадавшим, всё от них зависящее сделали.

Выжил Саша.

Не сразу, не на следующий день, лето прошло, пока он выживал, но оклемался мужик, выкарабкался, как мог, с того света, одной ногой уж там был, дохнуло на него холодом, хорошо так дохнуло, убедительно.

Выжил, но умом пошатнулся.

Да, ребята, да.

Сейчас это совсем другой человек, не всех узнает, да и его уж мало кто узнать может. Где его безудержный переливчатый смех, где розовые щечки, сверкающий азартом жизни взгляд, где? Нет у Саши ничего этого. Теперь у него тихий голос, вздрагивающие руки, мелкие шажки и разогнуться он до конца не может, в землю в основном смотрит. Если чего спросишь у него, стесняется, глаза прячет. Рукой так легонько отмахнется, нашел, дескать, о чем говорить. Ни о чем он уже не говорит, но глазами смотрит, предметы видит, время суток различает.

Однако!

Однако нашел в себе Саша силы и как-то после полуночи, уже после полуночи, ближе к утру, пробрался неслышной тенью к тому самому киоску и в какую-то щель влил из канистры двадцать литров высококачественного бензина, «девяносто восьмого» бензина не пожалел Саша на свою затею. А когда канистра опустела, он в ту же щель запихнул свой же недокуренный окурок…