— Только косвенно, — вздохнул Трепалов. — Лев Давидович — человек капитального ума и чрезвычайной осторожности. Сумел так всё организовать, что к нему не тянется ни одной ниточки, хотя все понимают — именно он — тот паук, который сплёл всю эту сеть.
Я понимающе кивнул. В осторожности «Льву революции» было не отказать. И, если тот же Сталин гулял по Москве один и без охраны, у Троцкого всегда были телохранители.
— Поэтому Иосифу Виссарионовичу придётся ещё какое-то время «отдыхать в санатории». Хотя, слухи о его смерти по Москве уже поползли… Само собой, со слухами мы не боремся.
— При прошлой встрече вы сказали, что в Одессе мне нельзя будет никому доверять, кроме Шора…
— Так и есть, Жора.
— Григорий, — поправил его я.
— Так и есть, Григорий. Ситуация там крайне тяжёлая. Всё так переплелось, что порой невозможно понять, где заканчивается милиционер или чекист, и начинается бандит… И наоборот.
— А тамошний начальник угро?
— Барышев… Дмитрий Михайлович, конечно, мужик толковый и геройский, только после прежнего начальника угро Зайцева такие авгиевы конюшни достались — сто лет чистить! Ну, про Зайцева тебе Осип в красках расскажет, как он умеет.
— Это да, Осип уж как распишет, так распишет! — засмеялся я, помня знаменитое красноречие «братца». — А Барышев тоже не будет знать, кто я?
— Конечно. Так лучше для интересов дела. Чем меньше посвящённых, тем спокойнее для тебя и нас. Придёт время, и он узнает. А пока рано. И да, Григорий… ты в Одессе человек чужой, за тобой там никого не будет, поэтому на рожон не лезь и войну не объявляй.
— Даже если увижу полный беспредел?
Трепалов, успевший нахвататься от меня всяких разных сленговых словечек из будущего, кивнул.
— Даже тогда. Запомни: ты — не лекарство, ты губка, впитывающая в себя информацию. Чем больше ты соберёшь, тем будет легче потом, когда в Одессу приедут серьёзные люди с большими правами и властью.
Глава 8
До Одессы добирались на поезде, ехали несколько суток. Благодаря умению Степановны предусмотреть всё и вся, поездка выдалась сносной, однако всё равно к концу её мы порядком устали.
Наша одежда и тела пропитались характерными ароматами железной дороги. Хотелось принять горячую ванну, похлестаться веником в бане или, что более реально — нагреть воду в тазике и сполоснуться.
На вокзале нас встречал Осип. Он выехал в Одессу на неделю пораньше, чтобы всё подготовить к нашему приезду.
Город, несмотря на вавилонское столпотворение на вокзале, впечатления мегаполиса не производил. Собственно, по последней переписи этого, 1923-го года, в нём проживало меньше трёхсот тысяч жителей.
Когда моя нога ступила на перрон, мне показалось, что все эти триста тысяч человек зачем-то собрались здесь и сейчас. Яблоку было негде упасть.
Тем не менее, Осип сумел пробить дорогу сквозь толпу и встречал нас с довольной улыбкой, которая так ему шла.
Играть так играть. Мы по-родственному обнялись, он поцеловал Настю и Степановну в щёку.
— Как доехали?
— Нормально! — не стал вдаваться в подробности я, да собственно, они не особо-то и интересовали товарища Шора.
Он с лёгкостью подхватил сразу несколько чемоданов: в них было упаковано всё наше с Настей имущество, нажитое за короткую семейную жизнь.
— Со мной хоть поделись, а то надорвёшься! — усмехнулся я.
— Успеешь ещё потаскать, — отмахнулся «братишка». — Лучше присматривай за карманами. На вокзале такие спецы работают — чуть зевнул и остался без бумажника.
— А что — они разве не знают тебя?
— Меня-то знают, а тебя нет. Могут обчистить за милую душу.
Он сменил тему:
— Я для вашей встречи служебную пролётку выбил, так что покатимся с ветерком.
— А с квартирой что?
— Будете как кум с королём жить. Место — шикарное, практически в центре. Про улицу Канатную слышал, ну то есть сейчас она Свердлова.
— Только про Дерибасовскую.
Про Малую Арнаутскую упоминать не стал.
— Это Лассаля-то… И правильно, что слышал. Есть что посмотреть. Но красотами Одессы любоваться будешь потом. Сначала дела наши скорбные. Ну или весёлые — если под правильным углом посмотреть.
Служебный экипаж ждал нас на вокзальной площади. На козлах сидел стеснительного вида юноша, одетый довольно легкомысленно даже для относительно тёплой весенней погоды. Из верхней одежды на нём был только дырявый свитер с высоким горлом и красноармейское галифе.
Осип же был «прикинут» почти по пижонски: драповое пальто поверх костюмной двойки в полоску, на голове солидная кепка, на ногах не популярные деревянные стукалки, в коих щеголяла половина Одессы (само собой, не от хорошей жизни), а стильные штиблеты с цветными мысками.
Чувствовалось, что одеваться он умеет, любит и знает в моде толк. Правда, откуда берутся деньги на дорогие шмотки — и история и сам Осип умалчивают.
При виде нас юноша вскочил с места.
— Товарищ Шор…
— Всё в порядке, Миша! Сейчас загрузимся и поедем. Кстати, это мой братишка, про которого я тебе рассказывал.
— Григорий, — вытянул руку я.
— Миша… То есть Михаил, — смутился молодой человек.