Мент. Одесса-мама (СИ)

С моей стороны было бы большой глупостью демонстрировать этим отбитым ребятам приёмчики джиу-джитсу. Нет, конечно, кого-то бы я обязательно заломал, однако итог схватки мог оказаться далеко не в мою пользу.

Мужики мне попались опытные, кручёные, к тому же у них численное превосходство, так что кулаки надо держать при себе.

— Ты чего? — вздрогнул Анархист.

— Уголовный розыск. Вы арестованы. И да, финку на землю, подальше от себя! — приказал я. — К твоим дружкам это тоже относится.

Меня очень удивила их реакция. Никакой паники, только ледяное спокойствие, словно каждый второй встречный на их пути — сотрудник уголовки. При этом на меня не кинулись, не попытались выбить револьвер: а начни на меня нападать все трое, кого-то бы я упустил. Дистанция между нами всего пара шагов.

— Уголовный розыск, значит. Хорошо, дядя, только не стреляй! — Анархист сделал то, что велели — выбросил финку.

Двое оставшихся бандитов поступили таким же образом. И опять же без тени страха и желания сопротивляться. Даже слова плохого в мой адрес не сказали.

Я что — в сказку попал, в которой грабители покорны сотрудникам органов и ведут себя как овечки?

— Сняли ремни, положили на землю. Шаг вперёд. Встали спиной ко мне, руки за спину! Не дёргаться!

Я связал им руки ремнями и обыскал. Удостоверений личности при них не было, только у Анархиста нашлись профсоюзные корочки на имя Бориса Мозера.

— Это твоя настоящая фамилия?

— Я слишком люблю своего покойного отца, чтобы отрекаться от его фамилии, — ответил он. — Когда-то нам принадлежала куча виноградников в Крыму. Мы были богаты, но я решил, что это мещанство не для меня и пошёл делать революцию.

— И в итоге докатился до грабежа?

— Я играю на лучших чувствах людей и предлагаю им делиться со страждущими. Кому-то могут не нравиться мои методы, но они воспитывают человека будущего: абсолютно бескорыстного и готового помогать ближнему своему. Личное имущество сковывает нас, не даёт идти вперёд, — не поворачиваясь, подвёл «философскую базу» Анархист.

— Круто! Будешь следователю излагать — заслушается.

— Революция ещё не до конца выжгла в людях мещанство. Потребуются годы, чтобы в стране появилось общество, не заражённое буржуазной бациллой.

— Побереги красноречие для суда. Оно тебе ещё пригодится. Вы недавно раздели женщину, сняли с неё пальто и драгоценности. Где они?

— За беседкой в кустах лежит узел. Все вещи в нём.

— Пошли, посмотрим.

Бандит не обманул, в указанном месте действительно лежал довольно тяжёлый узел: видимо, улов этой ночью у Анархиста и его подельников выдался богатый.

Я заставил одного из них тащить узел на себе, для этого пришлось развязать его руки.

Троица шла впереди, я держался в нескольких метрах сзади, не убирая револьвер.

— Григорий! — подбежала к нам соседка.

— Анна Эммануиловна, я же просил вас держаться возле входа!

— Мне стало страшно… Не за себя, за вас! Я не выдержала и пошла за вами.

— Пожалуйста, больше так не поступайте. Делайте то, что сказали.

— Больше не буду! Честное слово!

— Хорошо. Находитесь возле меня и не вздумайте оказаться между мной и ими, — показал я на бандитов.

— Вы всё-таки арестовали их! — ликующе произнесла соседка. — Какой же вы молодец, Гриша!

— Это моя работа, Анна Эммануиловна.

— Куда вы их ведёте? На расстрел?

Я улыбнулся.

— Военный коммунизм закончился, Анна Эммануиловна. Я отведу их в уголовный розыск, посажу в камеру. Потом будет суд.

— А потом их расстреляют? — продолжила настаивать на высшей мере социального наказания соседка.

— Это уже как решит суд. Всё будет по закону. Но, думаю, ставить к стенке не будут. Сядут в тюрьму и точка.

— Плохие у нас законы, — вздохнула она.

На полпути нам всё же удалось поймать повозку и уже добраться до ней в угро.

Когда я ввёл трёх арестованных, дежурный с трудом оторвал голову от столешницы. Мы его разбудили, и теперь он никак не мог сфокусировать на нас мутный взгляд.

— Вот, принимай, — показал я на бандитов.

Дежурный отчаянно заморгал.

— Бодров, какого хрена? Кого ты сюда притащил?

— Эти трое разбойничали в Александровском парке. Несколько часов назад они ограбили гражданку… — Тут я вспомнил, что не знаю фамилию соседки, и она пришла мне на помощь.

— Коцюбенко. Анна Эммануиловна Коцюбенко. Может, вы меня помните? Я когда-то пела в театре…

— Не помню, — недовольно пробурчал дежурный. — Я в театры не хожу.

— И очень зря! — укоризненно покачала головой женщина.

— Короче, они ограбили гражданку Коцюбенко. Она обратилась ко мне, я отправился в парк, где застукал всю троицу и взял с поличным.

Я поставил перед дежурным узел с награбленным.

— Что здесь?

— То, что они сняли с жертв. Думаю, завтра можно поднять заявления по грабежам. Возможно, кто-то опознает свои вещи. Принимай по описи.

— Хорошо, — кивнул он. — А этих трёх в камеру?

— Да. Вот у него, — кивнул я на Анархиста, — при себе были документы на имя Бориса Мозера. Похоже, настоящие.

— Я же сказал: я слишком дорожу памятью отца! — тут же проявился он. — Никто и никогда не заставит меня сменить фамилию.

— Заткнись! — грозно посмотрел на него дежурный.

Он перевёл взгляд на меня.