Мент поганый

Мальчик спустился со второго этажа, пересек влажный газон и укрылся за стволами деревьев. Вор отлично понимал, что переступил черту, но был уверен – если принесет добычу, то старика простят. Остался пустяк, забрать у еврея камни и свалить. Из-за густой листвы Мальчик разглядел окна второго этажа. Прямо под окнами вдоль всего дома тянулся широченный карниз, словно строители работали по заказу скокарей. Именно по нему Мальчик пробрался к окну Губского. Какое окно ведет к Кацу? Снова рисковать? А если налетишь на Мельника? Мальчик отер лицо ладонью и длинно сплюнул. Надо заготовить легенду, решил он, ударил костяшками пальцев по стриженой голове, довольно хмыкнул и вновь направился к зданию.

Юдин и Гуров стояли у номера, который занимал Кац.

– Борис Андреевич, я уже лег спать, отложим разговор на утро, – произнес из-за двери Кац.

– Я не на чашку чая пришел, Анатолий Самойлович. – Юдин сердился, даже ударил ногой в дверь. – Рядом со мной полковник милиции. Нам необходимо с вами поговорить, поверьте, ради вашей же безопасности.

– Лев Иванович, что случилось? – не открывая двери, спросил Кац.

Щелкнул замок, дверь приоткрылась, Гуров вошел первым. Банкир стоял в глубине номера, опустив правую руку в просторный карман махрового халата. Юдин вошел следом, прикрыл за собой дверь, увидев напряженную фигуру Каца, его руку в кармане халата, зло сказал:

– Ты, конечно, молодец, но театр кончай. Губского закололи. Лев Иванович, вы беспокоились о здоровье уважаемого Анатолия Самойловича… – Юдин театрально взмахнул рукой. – Вот! Они здравствуют!

Кацу надоело изображать запуганного неврастеника. Он вынул руку из кармана, в котором, конечно, ничего не было.

– Закололи? – Он пожал плечами. – Так я не буду плакать. Но интересно, за что? Товарищ полковник, это ваша головная боль.

Сыщик осматривал окна, проверял запоры и на слова Каца не реагировал.

– Мне кажется, – продолжал Кац, – нам следует собраться и быстренько покинуть это жилище. Два покойника в одном доме – это слишком. Нас режут два тысячелетия, но мы еще не привыкли. Извините.

– Правда, в этот раз зарезали русских, – усмехнулся Юдин.

– Это по ошибке, – возразил Кац. – Они пришли по мою душу.

– Ну, твоя душа, положим, никому не нужна. Но я согласен, так как и по ошибке быть зарезанным не желаю.

Гуров возился с заевшими шпингалетами и не обращал внимания на препирательства в номере.

– Лев Иванович, я считаю предложение Анатолия Самойловича разумным, нам следует уехать. Вы профессионал, вооружены, получаете зарплату – и не маленькую…

Несмотря на напряженность ситуации, Кац фыркнул и тут же сказал:

– Извините. Зарплата тут ни при чем, давайте решать.

– Согласен. – Гуров спрыгнул с подоконника. – Анатолий Самойлович, позвоните администратору.

Кац снял трубку, дунул, постучал по рычажку, вновь дунул.

– У меня аппарат сломался.

– А он вообще-то работал? – Гуров покрутил пальцем у виска. – Как выражаются ваши друзья, а мои клиенты: «Голуби вы сизокрылые, фраера голубые, кто же вас сейчас отсюда отпустит?»

– Что-то не очень понятно… – Юдин нахмурился. – Что за шутки, началась война, что ли?

Гуров рассердился, он понимал, что не имеет права на такую роскошь, поэтому сердился еще больше. Когда сыщик сдерживался и говорил спокойно, тихо, голос у него становился, мягко выражаясь, неприятным.

– Выпейте-ка, сядьте и расслабьтесь! Ну, кому говорю?

Он ждал, пока признанные авторитеты уголовного мира не устроились у журнального столика, послушно налили бокалы.

– Уютно, комфортабельно? Вам хорошо? – Гуров подошел к окну, глянул в ночь, задернул портьеры. – Вы же собрались отдохнуть? Так отдыхайте! Согласен, вам не дают работать нормально. С одной стороны, я вам сочувствую, с другой – пошли вы к чертовой матери! Я вот сейчас уеду! Меня тронуть никто не посмеет, да и сам я себя в обиду не дам.

Сыщик выхватил пистолет так быстро, что авторитеты не успели даже вздрогнуть.

– Дельцы! Бизнесмены! Совдеповское жулье! Клянусь! – Он постучал себя пистолетом по груди: – Вас зарежут, а мне – не жалко. – И вздохнул. – Не могу… Как говорится, за державу обидно. Много чести для этих, – сыщик указал на окно. – Чтобы я, – он убрал пистолет, – отступил.

Гуровское «я» не прозвучало нескромно-хвастливо, оно, словно гиря, упало сыщику под ноги, казалось, пол вздрогнул.

Порой человек сам не знает, лукавит он или искренне обманывается. В данном случае сыщику было не «за державу обидно», просто он не мог из-за внутренних распрей уголовников отказаться от выполнения задания. Он обязан добыть дискетку с записью картотеки, которая, как Гуров убедился, на самом деле существует. Кац смотрел на Гурова грустными мудрыми глазами и решал, открыться этому человеку или попытаться выскочить из ловушки самостоятельно.

– Не дури, Анатолий Самойлович, – сказал Юдин. – Началась война между Губским и Мельником, нас тут проглотят, не пережевывая. И что старика прихлопнули, значения не имеет. Сдавайся.

– Когда вы, Борис Андреевич, рекомендуете мне сдаться, я не очень понимаю, что вы имеете в виду. – Кац вздохнул.