Ментакль

  Во мне не было злости, не было агрессии, ненависти и даже раздражения: теперь я знал, каково это - воевать. Ты делаешь то, что можешь в данном конкретном месте, не больше, но и не меньше. Работаешь с полной отдачей сил, будто сражаешься с бездушной машиной. Эмоциям вообще нет места, чувства ведут к твоей смерти быстрее, чем к чужой.

  - Не успеешь, - буркнул Добросил. - Слишком много.

  - Поборемся.

  И вот тогда я дотянулся и до него, до всей силы мозга, по-прежнему не видя и никак не ощущая даже присутствия, но нашёл где-то и втянул в себя, как пылесос зазевавшиеся пылинки. Только летало нечто, поднятое в воздух ветрами, и - уже нет. Надёжно упаковано в контейнер.

  Пора? Пора! Силы мои, и до того накачанные как звенящая шина воздухом подпиткой людей-пищи, мощью остальных операторов, Добросила, теперь стали безграничны.

  Равны Богу, прости меня, Создатель, за гордыню, ибо грешен я аки все твои творения.

  -...мать твою! - успел сказать Добросил и замолчал. Я так думаю, навсегда.

  Вокруг нас вспыхнуло белое пламя, слепящее, стирающее всё, до чего дотянется. Теперь я чувствовал, что могу просто развернуть все оставшиеся ракеты обратно, и Господь им дальше судья. Но и так делать не стоило - миллиарды ни в чём не повинных жителей условно развитых стран настолько не нагрешили.

  Да и радиация, которая не пощадит всю планету, поскольку не замечает нарисованных на земле границ, не радовала. Как и долгие годы пылевых облаков, холода и тьмы.

  Я собрал все стартовавшие в небо ракеты, словно привязал к каждой из них по незримому поводку и теперь тащил в любую угодную мне сторону. Просто выкинуть в космос? Даже жаль, столько труда, денег, талантов конструкторов и озарений учёных. Они мне пригодятся.

  Наверное.

  Скорее всего.

  Белое рукотворное солнце, в которое превратилась наша небольшая команда, рванулось вверх, к астероиду, увлекая - нет, не за собой, таща впереди - связку ракет, у которых не было больше их электронных мозгов, их впаянных командами координат: Москва, Санкт-Петербург, Владивосток, Челябинск и Воронеж, а только отголосок моей воли и моей цели.

  Сотни ракет ударили, пронзая пространство яркими вспышками разрывов. Немезидис дрожал, от него отваливались куски, лёд на поверхности испарился, по всей гигантской туше прошли трещины. Но он летел. По-прежнему летел к Земле, хотя его курс не взялся бы сейчас рассчитать ни один сумасшедший учёный.

  Взорвались почти все, лишь некоторые - ну да, неизбежный брак! - просто ткнулись в камень тупыми обтекателями и рассыпались в пыль.

  - Я вам так скажу... Неплохие были ракеты, - сообщил я неведомо кому. Но раз уж могу разговаривать, не собираюсь до последнего мгновения отказываться от этой способности.

  Мироздание вежливо промолчало в ответ.

  Вот теперь я видел, как стартовали наши. Вовремя, как и было задумано, по астероиду. Ни одна не полетела в сторону штатов, но ведь так оно и должно быть. Приматы вообще-то агрессивное племя, но не до самоубийства же.

  Чуть позже, видимо, согласовав всё в последний момент, астероид атаковали китайцы, Индия и даже кто-то из Южной Америки. Вот хитрожопые люди, чья-то секретная космическая программа тоже сработала. Бразилия? Да Бог весть, мне было не до того: поскольку я, мы, непонятное общее оно висело сознанием вплотную к Немезидису, не страдая никоим образом от вспышек, разрывов, зашкаливающего гамма-излучения, корректировать курс ракет было удобно и достаточно легко.

  Мы работали на пределе.

  Именно мы, странное для меня чувство, но так.

  Я понимал, что за всё придётся заплатить - силами, здоровьем, самой жизнью, возможно, но не бросать же работу на середине. Хотя бы ради той девочки, Нины, ради оставшейся внизу любимой, да ради всех нас (их?), кому ещё жить и жить.

  В последний момент, когда Немезидис уже дрожал, разваливаясь на куски, несколько ракет стартовали из Израиля. Не решающая, но помощь, спасибо. Бог нас любит одинаково.

  Астероид разорвало на несколько частей, осколки пока летели всей кучей, поэтому мне оставалась сложная завершающая работа: мелочь я довольно легко отводил в сторону, она должна сгореть, не долетев. Массивные обломки дробил и дробил тем самым невидимым, но действенным молотом, приёмом, который освоил давно.

  Немезидиса больше не существовало, но и сил у меня - у нас - не было. Кончились.

  Я с трудом сместился немного в сторону от обломков, ударил ещё раз, потом понял, что поднять этот самый молот уже не смогу. Комок нас, операторов, распадался на части и не было в мире силы заставить собраться вместе. Некоторые уже умерли, там, в некомфортных креслах, залив шлемы кровью из лопнувших сосудов, иные были без сознания и близки к отходу навсегда.

  Добросил?

  Я теперь не чувствовал его присутствия. Вообще никак. Похоже, что и он умирал, выжатый нашей прогулкой за облака. Но какая-то жизнь в нём теплилась - я был уверен, иначе бы всё кончилось и для меня: в лучшем случае, в облёванном загаженном коконе, а в худшем...

  - Эй... Ты меня слышишь?

  Нет ответа. Нет, и никогда больше не будет. Судьба такая.

  - Прощай, Станислав. Это была добрая охота.