Менталисты и тайная канцелярия. Лето без милосердия

    Правда, чем больше гoворил,тем ясней ощущал недoвольство Шоррента и сам понимал, чем тот недовoлен. Ублюдки-наниматели, даже если и действовали без пoсредников – в чем теперь уже Боше сомневался – ясного следа к себе все равно не оставили. Место, где обещали ждать «товар», просматривалось от и до, незаметно не подберёшься и засаду не устроишь – когда сговаривались, Боше посчитал это за добрый признак, теперь же понял, что заботились не о нем, а о собственной безопасности. Задаток и амулеты передавали – тоже ничего необычного, встреча в «Кривой акуле», как издавна принято. План дома начерчен на серой дешёвой бумаге, никаких пояснений, ни буковки для образца почерка. И у него ума не хватило заручиться хоть какими гарантиями! Обрадовался,идиота кусок, что от вполне явных угроз перешли к честной выгоде. Лиц не видел, фигур под плащами – тоже, голоса не узнает, даже рядом услышав, на руках перчатки были… редкостные, правда, перчатки. Не просто добротные, а тонкие, особой выделки, отбеленные, такие стоят дороже, чем десяток трупов неблагородного сословия. И ни пятнышка на них, ни потёртости – новёхонькие.

    – Хоть что-то, – отчего-то показалось, что Шоррент скривился брезгливо. Боше сглотнул – теперь, когда он уж точно выложил все, станет ясно, как ему зачтётся откровенность. Отпустит, пристрелит? Быстрая смерть, может,и лучше суда, клейма и каторги, но жить хотелось. К тому же с каторги, случается, и сбегают.

    Долго, очень долго тишину нарушали лишь ветер за окном, проклятущая ветка да дребезжащие стекла,и от этого дребезжания у Ржавого Боше ворочался холодный ком в животе и мерзко ныли зубы. Казалось, Шоррент думает вечность, не меньше. Но наконец oн всё-таки заговорил.

    – Вот что, господин Боше. Полагаю, вам нерадостно будет признаваться своим нанимателям в провале. Да и кто знает, отпустят ли вас живым после такого признания. К тому же сам ваш провал… вам он не кажется странным?

    «Подстава!» – вновь вспыхнула злая мысль. Очевидно, на лице отразилась, потому что Сушёная Вобла хмыкнул и соизволил объяснить:

    – Нет, не подстава. Но, уж поверьте, я постарался, чтобы со стороны выглядело именно так. Для тех, кто не желал бы лишиться ваших столь ценных услуг. И как ваше предательство – для тех, кому так досадно мешает моя скромная персона. А теперь, как выражаются достоуважаемые профессора – внимание, вопрос! Как думаете, господин Боше, как воспримут те и другие ваше внезапное исчезновение?

    В первый миг Боше подумал, что вот сейчас сухо щёлкнет спусковой крючок, и это будет последним, что услышит он в жизни. Но тут же понял, что при таком раскладе Шоррент обошёлся бы без долгих предисловий,и спросил почти спокойно, попытавшись даже, чтобы вопрос звучал солидно и по-деловому:

    – Предлагаете исчезнуть? Куда?

    – А вам не все равно? – из темноты за пистолетным дулом послышался смешок. – Главное, чтобы здесь и следа от вашей персоны не осталось. Верней, след останется, – от ещё одного смешка у Боше заныли зубы, – но вести он будет прямиком на тот свет. Наглядно и убедительно,так что не позднее завтрашнего вечера во всех портовых тавернах будут пить за упокой вашей невезучей души.

    В горле вдруг адски пересохло. Попросить у Сушёной Воблы напиться? Пожалуй, не стоит. Дьяволов сын и без того уверен, что у Ржавого Боше душа сейчас где-то в пятках.

    – И какая у вас замена пути на тот свет? – сухо сглотнув, поинтересовался Боше.

    – Нынче утром должен уйти на юг корабль одного моего доброго приятеля. С моей запиской вас возьмут на борт. С этой же запиской можете прийти к коменданту порта назначения. Расскажете ему все, он пристроит вас к делу. Согласны?

    Ради того, чтобы выйти живым из этой комнаты, Ржавый Боше сoгласился бы на все. Но, видно, что-то переклинило в голове, потому что он вдруг спросил:

    – А ну как я возьму вашу записульку, а до корабля не дойду? Или уплыву, а там не дойду до коменданта?

    Сам тут же ужаснулся: верно говорят, «язык не жернова, а мелет не хуже», но за ним-то прежде такой глупости не водилось! Что мешало согласиться и даже благодарностей отсыпать за доброту и милосердие, а уж потом, подальше от этого дьявола с его пистолетом, решать, что делать дальше? Но Шоррент лишь хмыкнул – это его хмыканье будет, наверное, сниться Боше в кошмарах! – и сказал спокойно, почти равнодушно:

    – Насильственно спасать не стану, желаете голову в петлю сунуть – воля ваша. Я-то уже получил, что хотел. Хотя, не скрою, жаль будет. Мастера вроде вас просто так на дороге не валяются.

    Это было понятно – куда как понятней, чем пустая благотворительность. И Боше, больше не раздумывая, чтобы снова не ляпнуть несусветной ерунды, сказал:

    – Согласен.