Читаем Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских полностью

vouer, 'epancher, livrer, d'ecouvrir son ^ame, voir son ^ame `a nu, se fouiller l’^ame, mettre de l’^ame dans qch, mettre l’^ame `a l’envers, mouler son ^ame sur, recommander son ^ame `a Dieu, redresser l’^ame, rentrer en son ^ame, tremper l’^ame;

etre an'eanti jusqu ’`a l’^ame de son ^ame;

ame double, g'en'ereuse, dure, sehe, candide, fid`ele, pure, saine;

conducteur, m'edecin, p'etrisseur d’ame;

fond de l’^ame;

aller `a l’^ame;

avoir de l’^ame;

avoir l’^ame chevill'ee au corps;

avoir l’^ame sur les l`evres;

qui garde sa bouche, garde son ^ame;

les yeux sont le miroir de l’^ame (TLF, RI, DMI, DS, NDS, DGLF, GLLF, ФРФС).

Отметим, что очень близким по значению и употреблению является, как и в русском языке, слово coeur, однако мы не будем здесь его рассматривать по следующим соображениям:

1) мы рассматриваем в своем исследовании этап вторичной конкретизации абстрактных понятий, а не этап абстрагирования конкретных понятий;

2) синонимичность этих слов не исключает возможности рассмотрения их по отдельности без ущерба для качества анализа;

3) именно душа является органом наивной анатомии человека, в то время как сердце – элемент его реальной анатомии;

4) сопоставление этих понятий следовало бы выделить в отдельный подраздел с дополнительным аспектом исследования (реальное-идеальное и идеальное-реальное). Мы надеемся коснуться этой темы в наших дальнейших исследованиях.

Из приведенной сочетаемости видно, что французская ^ame мыслится как:

1. Деревяшка, с которой человек совершает ряд физических действий. Французскую душу можно: пошевелить, осветить, сжать, перевернуть, разбить, расколоть, заставить вибрировать. Ее можно также вырвать у кого-то. Несколько «оживляют душу», делают ее равной человеческому органу, выражения смягчить душу, изъязвить душу.

2. Ткань. Французская душа явным образом ассоциируется с тканью и одеждой: ее можно отделывать, разрывать, сделать себе новую душу, надеть наперекосяк, можно вновь вернуться в свою душу (как в оболочку). Интересен с этой точки зрения контекст voir sou ^ame `a nu.

3. Металл. С душой совершаются действия, подобные тем, что совершаются с металлом: ее отливают по заданной форме, закаляют, и нам кажется, что именно в этом качестве ее приделывают к телу, делая человека стойким и живучим.

4. Отверстие внутри тела: у нее есть глубина, она может ассоциироваться с пещерой. Однако часто русское в глубине души будет переводиться как dans mon for int'erieur. Также часто для обозначения глубины используется слово coeur. Контексты, в которых душа является местом рождения чувств, по нашим наблюдениям, являются сугубо поэтическими, а не общеязыковыми.

5. Хлеб. Во французской ментальности душа, так же, как и в русском языке, ассоциируется с хлебом, она может быть сухой и ее может месить «меситель душ».

6. Немногочисленные контексты позволяют нам отождествить ее с внутренним органом – ее можно лечить, у нее может быть врач.

Ключевыми в понятийном смысле из приведенных коннотаций являются коннотации ткань, одежда и металл. Рассмотрим их. Можно провести аналогию между приведенным выше описанием Чезаре Рипа, где душа была одета в переливчатые одежды, и существующей коннотацией ткань, одежда. Разноцветная или переливчатая ткань, по свидетельству Словаря символов (СС), является символом Целого. Сама по себе символика ткани очень разработана в различных мифологиях. Словосочетание ткань жизни служит красноречивым выражением символики ткани, не только связанной с идеями соединения и роста посредством смешивания двух элементов (основы и челнока – пассивного и активного) и не просто эквивалентной творению, но скорее обозначающей мистическое восприятие мира феноменов как своего рода покрывала, скрывающего от взоров истинное и глубинное. По замечанию древнегреческого философа Порфирия, «древние называли небеса покрывалом, поскольку в некотором смысле они есть одеяние богов». Так же и душа есть одеяние человека.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология