Из приведенной сочетаемости мы видим, что слово чувство
имеет четыре принципиальные коннотации в русском языке:1) стрела (или нож);
2) море, вода;
3) живая душа;
4) огонь.
Чувство
персонифицируется: первоначально чувство является порождением человека – во всяком случае, оно рождается у человека, растет, развивается и умирает, иначе говоря, проходит, не выходя за рамки своего родителя, весь жизненный цикл. От чувства можно избавиться, отделаться, его можно вытравить, убить, то есть либо исторгнуть, либо лишить жизни. Чувство как живое существо описывается с двух сторон: оно может и помогать, и мешать человеку, оно может также обманывать и изменять, что приводит человека к ошибкам в решении тех задач, с которыми можно справиться только интуитивным путем, но чувство может и не подвести своего хозяина, указать ему единственно верный путь. В русском сознании чувство описывается как неподвластное человеку начало, он может прилагать великие усилия, но чувству не прикажешь, если оно не хочет, то и не уйдет, не покинет своего исстрадавшегося от его присутствия носителя. Описывая именно эту коннотацию, мы можем вспомнить, что по аналогичному сценарию разворачивалась коннотативная картина понятия мысль, и это приводит к предположению, что чувственное и рациональное в русском языке мыслятся принципиально идентично.Чувство
в русском языке связывается также с образом двух стихий – водной и огненной (мы это видели, когда описывали радость), однако коннотация «водная стихия» более выражена, ведь мы говорим: прилив чувств, буря чувств, чувства хлынули, переливаются через край и пр. Возможно, именно как проявление этой стихийной, часто враждебной человеку мощи и следует трактовать выражения типа чувство охватывает, терзает, которые домысливаются до конкретного мифологического образа, когда речь идет о конкретных чувствах. Ассоциация чувства с водной стихией, а также с часто встречающимся в фольклоре мотивом напитка, пробуждающего те или иные чувства, объясняет или, наоборот, предваряет коннотацию «напиток» (горькие, сладостные чувства), которая дорабатывается уже в рамках конкретных чувств (испить горе до дна, опьяненный радостью и пр.).Ассоциацию чувства с ножом (чувство обостряется, притупляется и пр.) мы бы скорее связали с образом амуровой стрелы (чувство пронзает),
нежели с каким-либо иным образом (например, из вкусового ряда). Нам представляется, что сама по себе сочетаемость слова чувство в большой степени сложилась под влиянием западной культуры, в которой это понятие само по себе разрабатывалось куда более подробно, и не только в рамках физиологического и христианского (как в русском языке – см. Даля) контекстов. Коннотативная картина современных чувств – безусловно, гибрид исконного представления и образности и наслоений позднейшей «чувственной» культуры западной Европы последних двух веков.Для русского языка слово эмоция
является заимствованием из французского. Слово пришло в язык на рубеже XVIII–XIX веков из переводной литературы научного и художественного характера. Симптоматично, что ни Фасмер, ни Даль «не видят» этого слова. О разнице значений этих двух слов мы уже сказали ранее. Что касается сочетаемости, то она у этих двух слов практически идентична.Во французском языке одному русскому чувству
соположены три (!) эквивалента: помимо sentiment и 'emotion, традиционно считающихся переводами, соответственно, русских слов чувство и эмоция, во французском языке есть еще и слово sens, задающее немало хлопот переводчикам. Вспомним известный фильм 1995 года, удостоенный высших кинематографических наград. Назывался он по-английски Sense and sensibility, что сразу же породило два русских перевода, существовавших параллельно: «Разум и чувства» и «Чувство и чувствительность». Наличие слова sens, как мы увидим дальше, существует параллельно или продолжает понятие esprit, отражающее специфически европейское представление о единстве рационального и эмоционального, души и разума. Этот факт заставляет все же несколько иначе интерпретировать столь единодушно подчеркиваемый исследователями западной культуры рационализм, признаваемый также и нами одной из отличительных черт этой во многом продолжившей античность цивилизации.