Менуэт Святого Витта

Иногда слон размножался делением – всегда на три части. Они расплывались в разные стороны, охотились порознь и до поры до времени мало интересовались друг другом. Но рано или поздно их отношения всегда выяснялись беспощадной схваткой, и тогда вода в озере кипела, а волны выбрасывали на берег скользкую пену. В сценариях схваток, иногда наблюдаемых с верхней площадки донжона, не замечалось никакой общей закономерности, только финал битвы всегда был одинаков: двое из трех должны были погибнуть. После этого в течение одной-двух недель по озеру можно было плавать вполне безнаказанно, даже пугливая рыба смелела и выпрыгивала из воды, радуясь отсрочке: водяной слон был занят перевариванием своих собратьев.

Вера послюнила палец, пробуя ветер. Промолчала, кусая губы. В правой руке, подвязанной к шее, поселилась горячая дергающая боль. Вере предстояло быть балластом. Последний бросок через озеро всегда был лотереей, в которой не все и не всегда зависело от гребцов, но физическая беспомощность унижала.

– Возьми. – Она протянула Питеру свой нож. – Сделай еще одно копье.

– Для тебя? – спросил Питер, но нож взял. – Нет.

– Пожалуйста, сделай. Если он нападет, я здоровой рукой…

– Здоровой рукой ты будешь держаться за борт, – сказал Питер, – иначе вылетишь в воду. Если он как следует боднет…

– А Йорис? – ревниво перебила Вера. – Для него ты копье сделаешь?

Прежде чем ответить, Питер убедился, что мальчишка не слышит.

– Он будет держаться обеими руками.

13

Грубо заостренные бревна частокола занозили кожу. Маркус не обращал внимания. Под частоколом начинались события. Это было интересно. Илья был ниже и щуплее Людвига, зато куда суетливей, а Людвиг с равнодушным видом сидел на корточках, прислонившись спиной к частоколу, и с величайшим вниманием соскребал плоской щепкой с ладоней болотную грязь. Он всегда был таким: знаешь – говори, я выслушаю с вниманием, а не знаешь – так нечего языком зря молоть, и займись делом.

– Могли бы додуматься раньше, – торопясь, шептал Илья и оглядывался. – Проще же пареной репы, ей-ей! Меня сегодня как бревном ударило – понял! Все гениальное просто! Вот Уве ночью не смог, так? А почему? Потому что Лоренц этого ждал! Понимаешь? Он знает наш следующий шаг раньше нас. Мы просто идиоты: который год играем в игру, которую он же для нас и придумал! Он нас всех просчитал с потрохами – знает, что днем мы на него не кинемся. Побоимся. Помнишь, пытались? Мы по месяцу колем его защиту, а ему только этого и надо. Вспомни хорошенько: когда он смастерил первую?

– Ну? – спросил Людвиг.

– То-то и ну! Первую защиту он сделал задолго до того, как мы надумали отобрать у него «махер». Он знал, чего от нас ждать, – у него было время подумать. У нас вот нет времени и не было, мы работаем, а у этого короля некоронованного времени хоть отбавляй. И изучить нас, и прикинуть, на что мы способны… Мы, как дураки сопливые, тычемся в одно место, а Лоренц только этого и ждет. Можешь мне поверить: или у нас вообще ничего не выйдет, или мы один раз ради разнообразия сработаем по-умному.

Людвиг дочистил одну ладонь, перешел к другой.

– Как?

Сверху было видно, как Илья растянул рот до ушей.

– Подумай.

– Знаешь, я, пожалуй, пойду, – сказал Людвиг. – Работа стоит.

Но с места почему-то не тронулся. Маркус тихонько хмыкнул с частокола – знал эту привычку.

Илья сплюнул и растер плевок ногой.

– Есть идея. Нужно, чтобы каждый… кроме Маргарет, естественно… Малыши пусть будут. Чтобы толпа. И – к Лоренцу в каюту…

Маркус легонько свистнул – в то же мгновение Илья был наверху. Тревога оказалась ложной – из донжона по пандусу спускалась Петра с коробкой мусора в руках.

Людвиг обнажил зубы в ленивом зевке.

– Лоренц к себе не пустит, поверь пожилому человеку. Что я, первый день Лоренца знаю, что ли? Да и ты тоже.

– То-то и оно: надо, чтобы впустил. Никакой агрессии! – Илья уже не шептал, а говорил в полный голос. – Мы – просители, корректные, но настойчивые. Умилительная картина субординации. Только Дэйва не надо – спугнет… О чем я говорю? Да! У каждого накопилось – вот пусть каждый и канючит в меру сил, за рукава хватается, а Стефан пусть отмахивается от нас, как от мух… Усекаешь? Главное – создать толчею.

– Зачем?

– Тебе прямо разжуй и в рот положи, – сказал Илья. – Я думал, ты уже догадался. Лоренц не дурак, но и не гений: может, что и заподозрит, да не враз поймет. А когда поймет, будет поздно. Я дело говорю. Кто-нибудь из мальцов… да вот хотя бы Уве… нет, тот напуган. Тогда вот этот…

Внизу понизили голос. Сколько ни напрягал ухо Маркус, разобрать, о чем шептались, не удавалось. Досада была непродолжительной: главное он понял, а поняв, даже немного позавидовал. Оказывается, и Илье раз в год приходят в голову стоящие идеи!

Маркус раздвинул губы в улыбке, показав черный провал. Во рту его не хватало четырех передних зубов. Молочные резцы выпали у него еще на Земле. А постоянные зубы так и не выросли.

Внизу надолго замолчали.

– Не надо убивать, – сказал вдруг Людвиг.

Илью подбросило.