– Ты прости нас за это представление в питомнике, – продолжал говорить Хорнер, обращаясь к Йену, разместившему свою ладонь на колене взгромоздившегося на подлокотник его кресла брюнета, будто желая удостовериться лишний раз в том, что гибрид здесь и никуда теперь от него не денется. – Я попросил мать стать документальным владельцем Микки, чтобы мистер Милкович ничего не заподозрил и не продал его кому-то другому, – пояснил блондин, улыбаясь кивку понимания, полученному от своего гостя и немного краснея от несдержанности хвостатой девушки, в очередной раз поблагодарившей мужчину за спасение брата поцелуем. – У нас с ней фамилии разные, и я подумал, что Терри связи искать не будет.
– Ему и не до этого было, – встряла в разговор Светлана, до этого момента сохраняющая молчание. – Отец просто хотел от него избавиться и получить хоть какую-то прибыль, – поделилась она своими мыслями с друзьями и новым знакомым. – Только я не понимаю, зачем тебе это? – и задала вопрос, беспокоивший не только ее.
Легкая дрожь еще не остывшей в сердце ревности прошлась по телу тут же напрягшегося и обратившегося в слух Галлагера, крепче сжавшего пальцами колено Микки в страхе услышать вполне определенный ответ.
– Надоело засыпать на мокрой подушке, – но Дэймон его удивил.
Наградив брюнетку искренне влюбленным взглядом и устроив четырехухую голову на своем плече, блондин пустился в разъяснения:
– Когда Мэнди привезли всю в слезах, рычавшую и шипевшую на любого, кто подходил ближе, чем на пять метров, я понял, что случилось что-то, и попытался поговорить с ней, – начал он свой короткий рассказ, несмело улыбнувшись воспоминаниям.
– Я его укусила и пожелала смерти, – поддакнула своему мужчине брюнетка, потираясь носом о мягкую кожу шеи Хорнера.
– Моя школа, – усмехнулся на услышанное Микки, подмигнув повернувшемуся к нему Галлагеру, напоминая о затянувшейся ранке на ладони рыжего, оставленной его собственными клыками, и кивнул, прося о продолжении.
– Несколько дней она просидела в комнате, не ела и не пила ничего, – и Дэймон внял его просьбе. – Я даже думал врача вызывать или в питомник обратно ее отвезти, – рассказывал он, заметно хмурясь, искренностью эмоций на лице своем заверяя слушателей в серьезности прошлых переживаний.
– Хах, это у них тоже семейное, – хмыкнула Милкович, припоминая другу и его голодовку. – Мохнатую жопу чуть ли не на капельницу уже посадили, – пояснила она паре на диване.
– Ну, а что? Действенный метод же, – улыбнулась Мэнди, поднимая голову с плеча Хорнера и широко ему улыбаясь.
– Конечно, – кивнул блондин, – я тогда так перепугался, когда Эмми прибежала и сказала, что ты без сознания, – сжимая в своих руках девушку крепче, вспомнил он. – Я готов был ее на все четыре стороны отпустить, лишь бы только она поела, – покачал головой Дэймон, возвращая внимание другим собеседникам и переходя к главному.
– И я бы ушла, если бы силы были, – подтвердила его слова гибрид и притихла, позволяя мужчине закончить мысль.
– Мэнди рассказала мне о том, что случилось с вами при попытке ее побега, и опять расплакалась, обвиняя меня в том, что она теперь заперта здесь и не сможет помочь брату, пытавшемуся вытащить ее из системы, – воспроизвел события почти месячной давности Хорнер, виновато посмотрев на брюнета, нахмурившегося его словам, уже не один раз заверившего Дэймона в том, что помощь в его освобождении перекрыла собой временные трудности и дни проживания гибрида в питомнике. – Тогда я и подумал, что, возможно, смогу оформить Микки на себя, – стараясь избегать слова «купить», продолжил блондин. – Мэнди я ничего не сказал, чтобы не обнадеживать, и попросил маму помочь.
– Я так и не поняла, зачем? – вновь напомнила о своем вопросе Светлана, предвосхищая попытку до сих пор молчавшего Галлагера задать его же.
– Не знаю, – приврал мужчина, пожимая плечами. – Мэнди так переживала и плакала постоянно. А еще эта голодовка, от нее одни кости остались, – начал на ходу придумывать причины он, умалчивая о главной. – Мне было ее так жалко и…
– Ой, да ладно тебе, – хмыкнула девушка, улыбаясь друзьям. – Так и скажи, что хотел залезть ко мне под хвост, но приказать отдаться не позволяло воспитание, да и сопли со слезами не особо возбуждают, – поддела она Хорнера, получая в ответ осуждающе-смущенный взгляд и слова протеста: