Мэр Кестербриджа

Тогда Хенчард, с трудом веря, что все это был не сон, поднялся, ошеломленный своим поступком. Он совершил его непроизвольно, поддавшись первому побуждению. Зародившееся в нем уважение к Элизабет-Джейн, новые надежды на то, что в его одиночестве она станет для него приемной дочерью, которой можно гордиться как родной, — а ведь сама она по-прежнему считала себя его дочерью, — все это, стимулированное неожиданным появлением Ньюсона, вылилось в жадное желание сохранить ее для себя одного; таким образом, внезапно возникшая опасность потерять ее побудила его глупо, по-детски, солгать, не думая о последствиях. Он ждал, что его начнут расспрашивать и, прижав к стене, через пять минут сорвут с него маску; но вопросов не последовало. Однако их, конечно, не миновать; Ньюсон ушел ненадолго. Он наведет справки в городе и все узнает, а потом вернется, проклянет его, Хенчарда, и увезет с собой его последнее сокровище!

Хенчард торопливо надел шляпу и отправился вдогонку за Ньюсоном. Вскоре Ньюсон показался на дороге, Хенчард издали увидел, как тот остановился у «Королевского герба», где доставившая его утренняя почтовая карета полчаса дожидалась другой кареты, проезжавшей через Кестербридж. Карета, в которой приехал Ньюсон, уже готовилась тронуться в путь. Ньюсон сел в нее, его багаж уложили, и вот она скрылась из виду.

А Ньюсон даже не обернулся. Он простодушно поверил Хенчарду, и в его доверии было даже что-то почти возвышенное. Молодой матрос, который двадцать с лишком лет назад под влиянием момента взял в жены Сьюзен Хенчард, лишь мимолетно взглянув на ее лицо, все еще жил в этом седом путешественнике, который на слово поверил Хенчарду — поверил так слепо, что Хенчарду стало стыдно самого себя.

Неужели эта внезапно пришедшая ему в голову дерзкая выдумка поведет к тому, что Элизабет-Джейн останется у него? «Может быть, не надолго», — сказал себе Хенчард. Ньюсон, конечно, разговорится со спутниками, а среди них, наверное, окажутся кестербриджцы, и обман раскроется.

Страх побудил Хенчарда занять оборонительную позицию, и вместо того, чтобы поразмыслить о том, как лучше исправить содеянное и поскорее сказать правду отцу Элизабет, он стал обдумывать, как ему сохранить случайно полученное преимущество. Любовь его к девушке становилась все сильнее и все ревнивее с каждой новой опасностью, которая грозила этой любви.

Он смотрел на уходящую вдаль большую дорогу, ожидая, что Ньюсон, узнав правду, вот-вот вернется пешком, негодуя и требуя свою дочь. Но никто не появлялся. Возможно, он ни с кем и не разговаривал в почтовой карете, а похоронил свое горе в глубине сердца.

Его горе!.. В сущности, чего оно стоит в сравнении с тем, что почувствует он, Хенчард, если потеряет ее! Разве можно сравнить охлажденную годами любовь Ньюсона с любовью того, кто постоянно общался с Элизабет? Такими сомнительными доводами пыталась ревность оправдать его в том, что он разлучил отца с дочерью.

Он вернулся домой, почти уверенный, что Элизабет уже ушла. Нет, она была здесь и только что вышла из соседней комнаты, посвежевшая, но с еще припухшими от сна веками.

— А, это вы, отец! — проговорила она, улыбаясь. — Не успела я лечь, как уснула, хоть и не собиралась спать. Удивляюсь, почему я не видела во сне бедной миссис Фарфрэ, — я так много о ней думала, но все-таки она мне не приснилась. Как странно, что мы лишь редко видим во сне недавние события, хоть они нас и очень занимают.

— Я рад, что тебе удалось поспать, — сказал он и, словно стремясь утвердить свои права на нее, взял ее руку в свои, что ее приятно удивило.

Они сели завтракать, и Элизабет-Джейн снова стала думать о Люсетте. Печальные мысли придавали особое очарование ее лицу, которое всегда хорошело в минуты спокойной задумчивости.

— Отец, — сказала она, оторвавшись от своих мыслей и вспомнив о стоящей перед нею еде, — как это мило, что вы своими руками приготовили такой вкусный завтрак, пока я, лентяйка, спала.

— Я каждый день сам себе стряпаю, — отозвался он. — Ты меня покинула; все меня покинули; вот и приходится все делать самому.

— Вам очень тоскливо, да?

— Да, дитя… так тоскливо, что ты и представить себе не можешь! В этом я сам виноват. Вот уже много недель, как у меня никто не был, кроме тебя. Да и ты больше не придешь.

— Зачем так говорить? Конечно, приду, если вы захотите меня видеть.

Хенчард усомнился в этом. Еще так недавно он надеялся, что Элизабет-Джейн, быть может, снова будет жить у него как дочь, но сейчас уже не хотел просить ее об этом. Ньюсон может вернуться в любую минуту, и что будет думать Элизабет об отчиме, когда узнает про его обман? Лучше пережить это вдали от нее.

После завтрака его падчерица все еще медлила уходить. Но вот настал час, когда Хенчард обычно отправлялся на работу. Тогда она встала и, заверив его, что придет опять, ушла; он видел, как она поднимается на гору, освещенная утренним солнцем.

«Сейчас сердце ее тянется ко мне, как и мое к ней — стоило сказать ей слово, и она согласилась бы жить у меня в этой лачужке! Но вечером он, наверное, вернется, и она меня возненавидит!»