Мэр Кестербриджа

Только что ушли люди, которые сновали с тюками и упаковочными ящиками между домом и улицей, превращая подъезд и вестибюль в проход общего пользования. Когда стемнело, Элизабет вошла в дом через открытую дверь, но, испугавшись своей дерзости, быстро вышла через другую открытую дверь, пробитую в высокой стене заднего двора. К своему удивлению, она очутилась в одном из глухих тупиков города. Она оглянулась на дверь, через которую вышла, и увидела при свете одинокого фонаря, стоявшего в этом тупичке, что дверь увенчана аркой, очень старинной, — старше даже самого дома. Дверь была обита гвоздями с большими шляпками, а на замковом камне арки была высечена маска. И теперь еще можно было разобрать, что некогда эта маска изображала смех, хотя несколько поколений кестербриджских мальчишек бросали в нее камнями, целясь в рот, и камни так выщербили ей щеки и челюсти, что казалось, будто они изъедены болезнью. При тусклом свете фонаря вид у маски был такой зловещий, что Элизабет не могла смотреть на нее, и это было ее первым неприятным впечатлением от дома.

Расположение диковинной старинной двери и странная ухмыляющаяся маска говорили прежде всего о том, что с историей этого дома были некогда связаны какие-то темные дела. К нему можно было незаметно пробраться глухим переулком из любого места в городе: из старого игорного дома, со старого скотного рынка, со старой арены петушиных боев, от пруда, где, бывало, исчезали некрещеные младенцы. Что и говорить, «Высокий дом» мог похвалиться удобством своего местоположения.

Элизабет повернулась, собираясь пойти домой кратчайшим путем, но, заслышав чьи-то шаги и не желая, чтобы ее в такой час видели в таком месте, быстро отступила назад. Другого выхода из тупика не было, и она решила постоять за кирпичным столбом, пока прохожий не удалится.

Велико было бы ее удивление, если бы она последила за ним. Она увидела бы, что прохожий, подойдя к дому, направился прямо к двери с аркой, а когда он остановился, взявшись за щеколду, и свет фонаря упал на его лицо, узнала бы в нем Хенчарда.

Но Элизабет-Джейн так сжалась в своем углу, что ничего этого не заметила. Хенчард вошел во двор — так же не подозревая о ее присутствии, как она не знала, кто этот встречный, — и скрылся во мраке. Тогда Элизабет покинула свое убежище и поспешила домой.

Любопытно, что придирки и выговоры Хенчарда, породившие в ней боязнь, как бы не сделать чего-нибудь, недостойного благовоспитанной девушки, помешали им обоим узнать друг друга в этот критический момент. А ведь если б они друг друга узнали, последствия были бы немалые, и уж конечно у обоих возник бы один и тот же вопрос: зачем понадобилось ему (или ей) приходить сюда?

Что бы ни делал Хенчард в доме незнакомки, но к себе он пришел лишь на несколько минут позже Элизабет-Джейн. Она собиралась заговорить с ним о своем уходе из его дома — к этому ее побуждали события дня. Но все зависело от его настроения, и она в тревоге ждала, не зная, как он поведет себя с ней. Она заметила, что он переменился. Ей уже не грозила опасность его прогневать, ей грозило кое-что похуже. Его раздражительность перешла в полнейшее равнодушие, и он был так холоден с девушкой, что эта холодность сильнее его вспыльчивости побуждала ее уйти.

— Отец, вы не против того, чтобы я от вас ушла? — спросила она.

— Чтобы ты от меня ушла? Нет… ничуть. А куда ты собираешься уйти?

Она решила, что сейчас не нужно открывать свои намерения тому, кто столь мало интересуется ею. Он и так скоро услышит об этом.

— У меня появилась возможность пополнить мое образование и жить не так праздно, как я теперь живу, — сказала она нерешительно. — Мне предлагают место в доме, где я смогу учиться и общаться с хорошо воспитанными людьми.

— Так и воспользуйся этой возможностью, ради бога… если не можешь пополнить свое образование здесь.

— Вы не возражаете?

— Возражаю? Я? Нет… нет! Нисколько! — Немного помолчав, он добавил: — Но без моей помощи у тебя, пожалуй, не хватит средств на выполнение этого многообещающего плана. Если хочешь, я готов давать тебе карманные деньги, чтобы ты не оказалась вынужденной жить только на нищенское жалование, которое тебе, вероятно, будут платить эти хорошо воспитанные люди.

Она поблагодарила его.

— Лучше сделать все как следует, — сказал он, снова помолчав. — Я положу на твое имя небольшую сумму, и ты будешь получать с нее ежегодную ренту; таким образом, ты не будешь зависеть от меня, а я не буду зависеть от тебя. Тебе это по душе?

— Конечно.

— Так я позабочусь об этом сегодня же.

Сбыв ее с рук, он, видимо, почувствовал облегчение, и таким образом вопрос об ее отъезде разрешился. Теперь Элизабет только ждала свидания с дамой.