Мера любви

— По двум причинам: во-первых, нужен был кто-то, кто хорошо вас знает. Видите ли, герцог не был до конца уверен, что заложницей являетесь именно вы. Местные жители могли нарочно разворошить эту любовную историю, которая уже стала легендой.

— Это было бы слишком опасно. Монсеньер рано или поздно заметил бы подлог, и тогда…

Неопределенный жест Катрин позволял домыслить всевозможные репрессии.

— Но в их положении это могло прийти им в голову. Вторая причина достаточно проста: я сам напросился ехать в Брюгге.

— Но почему?

— Тут тоже две причины: первое — это то, что наставник монастыря августинцев мой кузен. Он ни в чем не может мне отказать. И второе: я хотел вас увидеть и убедиться, что вы по-прежнему прекрасны. Я убедился. Теперь же — резко прервал он себя, чтобы окончательно не расчувствоваться, — надо подумать о бегстве. Прежде всего, возьмите это и спрячьте, оно мешает мне и делает мой живот похожим на живот нотариуса.

Из-под своего просторного платья, развязав веревку, служившую поясом, он достал черный пакет: еще одно монашеское одеяние. Жан положил его на колени Катрин. В нескольких словах он обрисовал продуманный план. Молодая женщина должна была бежать через крышу своего дома и ночью пробраться на соседний дом, который не охраняется, откуда можно будет спуститься в лодку, которая живо доставит беглянку до монастыря августинцев, где она в своем монашеском платье будет в полной безопасности. Защита настоятеля облегчит ее пребывание в обители, и ни у кого не возникнет мысли искать ее там.

Вдруг настойчивый шепот умолк. Сан-Реми посмотрел на Катрин и вмиг помрачнел.

— Нам это никогда не удастся! — вздохнул он. — Вы выглядите такой слабой! Да и срок у вас больше, чем я предполагал. Как вы вскарабкаетесь по крыше в таком состоянии, проберетесь по стоку, одолеете крутой подъем, не говоря уже о головокружении!

Бледные щеки молодой женщины порозовели.

— Вы думаете осуществить это сегодня вечером?

— Нет, через несколько дней, чтобы ваш побег не связали с этой исповедью. Но я не представляю, как можно так быстро улучшить ваше состояние. Надо спешить. Монсеньер герцог в Лилле собирает пикардийские и бургундские войска, чтобы вести их в Голландию на недавно унаследованные от кузины Жаклин де Бавьер земли, где вспыхнул мятеж. В действительности он хочет укротить Брюгге и Гент, но, если вы останетесь в этом доме, жители отрубят вам голову при появлении бургундских знамен у стен своего города.

На этот раз Катрин улыбнулась.

— Не волнуйтесь! Я сумею поправиться, поверьте. Дайте мне десять дней, если время терпит.

— Разумеется, чтобы помочь вам, я совершил бы и не такой подвиг. Мне же предстоит остаться в этой отвратительной одежде в тиши монастыря. Но я боюсь, что вы преувеличиваете свои силы. У меня впечатление, что вы не в состоянии держаться на ногах.

Вместо ответа Катрин обеими руками схватилась за подлокотники своего кресла и ценой огромного напряжения, так что на висках проступили вены, поднялась.

— Я сумею, я же вам сказала! Достаточно того, чтобы я ела. Вы мне принесли надежду. Я не знаю, существует ли в мире более сильное лекарство.

— Прекрасно. В таком случае, я удаляюсь. Лучше не затягивать нашу беседу, чтобы не вызвать подозрения у стражи. Сегодня 9 апреля. Ночью 18-го вы покинете этот дом… Можно ли доверять вашему конюху?

Можно, я за это отвечаю. Позовите Готье и просите его о чем угодно.

Появился Готье, оставив за дверьми сгорающего от любопытства Беранже. Сан-Реми в нескольких словах объяснил ему, что от него хотели: речь шла о том, как подготовить побег Катрин, причем так, чтобы не вызвать подозрения слуг. Бежать придется через крышу. При слове «крыша» Готье испуганно посмотрел на Катрин, на что она закивала головой.

— Я должна с этим справиться, Готье. Когда преподобный брат уйдет, вы принесете мне обед.

Жан де Сан-Реми долго не мог понять, почему юный конюх, так нелюбезно встретивший его, проводил его со слезами благодарности на глазах.

Мнимый монах ушел, и трое узников маленького дворца поняли, что он унес с собой часть их страхов и тоски. Когда Гертруда Ван де Валь пришла к Катрин с объявленным ее супругом визитом, любезность и приветливость с которыми приняли гостью, поразили ее.

Это была приятная тихая женщина. Между двумя дамами возникло взаимопонимание. Болезненный вид заложницы разжалобил Гертруду, и она пообещала сделать все возможное, чтобы Катрин позволили под ее ответственность иногда выходить из дворца.

— Вам нельзя все время сидеть взаперти, — сказала она, — это грозит тяжелыми последствиями вашему ребенку, вам или вам обоим. Ни я, ни мой супруг не согласимся на то, чтобы привилегии Брюгге были оплачены невинной кровью.

— Моя кровь перестанет быть невинной, если прольется на эшафоте? — прошептала Катрин. — Сеньор бургомистр сказал мне, что я умру, если герцог Филипп не согласится с вашими условиями.

— Бедняжка сам стал пленником черни, как и другие благородные богатые люди. Я знаю, что он никогда не хотел вашей смерти. Поверьте мне. Я позабочусь, чтобы в будущем с вами лучше обращались…