Мера моря. Пассажи памяти

Что делали эти сумасшедшие в трамвае? Что я делала с сумасшедшими в том трамвае? Почему нам пришлось уезжать из Триеста, от моря? Почему на меня как дикие звери набрасывались мигрени? И почему от щекотки мой клитор напоминал о себе?

XXXIV. Переезд

Папа говорит: Мы не можем тут оставаться. Мы переезжаем.

Куда?

В Цюрихберг. В квартиру, которую мы будем обставлять сами. Значит, прощай, черный книжный шкаф с книгами Линь Ютаня и Достоевского.

А книги, их мы возьмем?

Папа кивает. И все-таки я беру том Линь Ютаня, чтобы потом мне не в чем было себя упрекнуть.

Конфуций знал, что его ученики недовольны были в своем сердце, и позвал он к себе Цзело и спросил его: «Старики сказали: ни тигры, ни носороги не рыщут по пустыне! Ты не веришь, что мое учение ложно? И почему я ко всему этому пришел?». На это Цзело ответил: «Может, ты не так добродетелен и недостаточно велик и поэтому мы бессильны звоевать доверие людей».

Конфуций, читаю я дальше, посоветовался со всеми, и вышел под дождь.

Конфуций пел под дождем, а кто может противостоять волшебной силе человека, который поет под дождем? И пошел он со своими учениками через пустыню, и пришел к концу своих мыслей и не знал, что делать ему дальше, и были они только шайкой бродяг и нищих, «ни тигром, ни носорогом», ни рыбой, ни мясом, ни даже доброй копченой селедкой. И все-таки радовался он и не таил в душе гнева.

Я читаю стоя, долго, чтобы успокоиться. Слишком много мыслей проносится сейчас в моей голове. О том, что близится прощание: с Верни, с Урсели, Майели, Фронели, с фрау Хомбергер, учительницей, с речкой Веренбах и качелями. Не будет теперь никаких индейских палаток, ни ущелий, ни леса Бургхёльцли. А что будет? Новое и манит и пугает одновременно.

Оглядываю свои пожитки. Я хочу упаковать их сама, чтобы ничего не потерялось. В первую очередь тетрадки, куда я записываю свои истории. Есть вещи, которые я тщательно берегу. Где будет их место? В моей собственной комнате? Но нет, этого не будет, опять нет. Мне придется делиться и там, на новом месте.

Новый адрес звучит так: Акерманнштрассе, 6. Небольшой многоквартирный дом, один из четырех одинаковых, что уступами окаймляют поднимающуюся вверх улицу. Цвета хаки, между домами зеленые газоны. Напротив – виллы с пышными садами. Кто-то говорит, хороший район.

Улица не сквозная, вливается в площадь с кругом для разворота. От нее отходит пешеходная дорожка к католической церкви Св. Мартина, она без колокольни, поэтому выглядит невзрачно. Рядом большое здание метеорологической службы, все сплошь в антеннах и измерительных приборах, кузница погоды.

Здесь, значит. Четыре комнаты с балконом, третий этаж. На квартире этажом ниже табличка: Курцмайер. Немцы, как выяснилось. Он уже пенсионного возраста, она – существенно моложе. Детей нет. Это значит, мы должны вести себя тихо.

В доме № 6 из детей только мы с братом. Дальше, в восьмом доме, живут трое Риклинов. С ними мы лазаем по грушевому дереву. На стороне вилл, в доме № 5, есть Рут, Вера, Рони и Алекс. К Вере я быстро привязываюсь. Вера, с которой я катаюсь по площади на роликах, а после школы с азартом играю в монополию.

Наша мебель фирмы «Хотц», ореховое дерево, диван и стулья со скромной обивкой. Пианино отлично вписывается в интерьер. И на стене для книг много места, очень много. Можно сказать, что мы устроились роскошно. Впервые за все время повеяло осед лостью.

У меня теперь не только кровать, но и письменный стол и прелестный маленький комодик. На комоде я раскладываю ракушки и камешки из моей градовской коллекции. Кукла Сари уютно прислонилась к изголовью кровати. Любимые книги стопкой лежат на тумбочке, в которой целых три ящика для моих маленьких тайн.