Испытать реальность самого себя, реальность своего опыта жизни без этих изобретенных форм, без произведений жизни, нельзя, невозможно. Мой пример с очками понятен, хотя слишком прост. Нельзя увидеть то, чего нельзя увидеть естественным образом. Сразу, просто имея глаза. У тебя нет ничего для опыта испытания. Ты должен сделать нечто, совершить усилие, и тогда есть шанс, что увидишь. В противном случае, ты, конечно, будешь что-то чувствовать, как-то жить, но то будут получувства, полумысли, полупереживания, полужизнь полусущества, не доделанного, не дорожденного, не домыслящего.
М. К. делает ссылку на Р. Декарта, его беседу с неким Ф. Бурманом, молодым последователем философа. Там Р. Декарт утверждает, что нечто истинно не потому, что Бог знает истину и по ней творит мир, а нечто истинно потому, что Бог так сделал. Он так сделал, и в силу этого деяния истина и стала возможной. В этой беседе, говорит, М. К., ещё есть совершенно гениальный ответ Р. Декарта. Бурман спрашивает: может ли Бог создать ненавидящее его существо? Декарт отвечает: «Нет, ныне уже не может» (цит. по: [ПТП 2014: 817]) [Декарт 1994: 464][166]
.То есть, ныне, теперь уже не может. Прошёл момент, когда Он мог, теперь уже нет, не может. Не может после сотворения существа, сотворённого по образу и подобию Его. После богоподобного рождения человек родиться ненавидящем Его не может. Это противоречие разума, недопустимое для нас. Испытание необратимо. Он уже свершается, уже пережита. Его нельзя исправить. Можно только совершить заново новый опыт.
Формы для опыта изобретаются, чтобы совершился, случился этот опыт, то есть реальное испытание. Мы не знаем того, что это будет и как это случится. Это испытание того, чему в мире еще нет места существующей формой. И Лютер не знает, хотя и не может иначе.
Мы вообще в этом смысле беспомощны. У нас нет готового аппарата, чтобы строить такой опыт испытания со знанием дела, чтобы описывать реальный опыт сознания и переживания. У нас для этого нет слов. Такие состояние испытываются, и только потому мы можем говорить, что проходим путь, после чего говорим, что это судьба. После происходящего роман-произведение становится романом воспитания, поскольку произошло испытание, оно случилось. И то, что случилось, мы будем называть путем. Эти романы создавались не в форме вдохновения, а исходя из принципа – на том стою и не могу иначе. Не потому-то или потому-то, а просто нельзя было иначе.
Разговор не завершился. Он как бы повис в состоянии многоточия. Как непрерывное письмо не завершается и не начинается. Так и разговор с М. К. не завершается. Иначе зачем было его начинать?
Не прощаемся …
Свой опыт многотрудного и долгого, длиною в жизнь, общения с романом М. Пруста М. К. называл автобиографическим. Он в М. Прусте читал самого себя. С его помощью М. К. рассказывает и свою историю, историю самого себя. Автобиография автора осмысляется в категориях евангельского опыта, опыта испытания и Страшного суда, в категориях метафизики души.
«Я метафизик», утверждал М. К. Но вполне классический. Исходным пунктом его философии была вполне классическая картезианская точка зрения, философия cogito [Мамардашвили 1992: 341].
То, что проделал М. К. своими курсами лекций «Психологическая топология пути», есть что-то не просто уникальное. Это что-то невозможное. Какой-то нигде не описанный, неведанный антропологический эксперимент. Где вы такое видели? Некоторое количество студентов университета (их было числом 12, символично, не правда ли?) ходят целый год (больше года) на лекции к философу, который им не читает ничего, а вслух проговаривает свои мысли, точнее, совершает в их присутствии свои мыслительные медитации, связанные с его опытом чтения-встреч с другим автором, М. Прустом. И тем самым восстанавливает свой мысленный путь, строит фактически свою духовную автобиографию. Точнее, показывает метод такого строительства.
В годовом курсе были перерывы. Например, между 15 и 16 лекциями перерыв в 5 месяцев. Между 21 и 22 – перерыв в два месяца. Сидят, слушают, расходятся, затем вновь встречаются, снова слушают, снова расходятся, чтобы потом встретиться. И переживают невидимый духовный метаморфоз.
Собеседники эти не просто встречались. Они проделали фактически этот путь, прожили целый кусок жизни. Слушатели-собеседники в конце этого большого отрезка пути уже просто другие. У них другие органы, другие глаза, другое понимание, ощущение, чувство. Они слушают по-другому, видят перед собой уже другого автора мысли.
Сам М. К. для них был в конце пути совсем другим, чем был в начале. Но оставался все таким же неизвестным «шпионом» и жителем своей неизведанной страны по имени Мераб Мамардашвили.
Литература
Агамбен 2012 –
Адо 2005 –