Мераб Мамардашвили за 90 минут

«СТРЕЛА ПОЗНАНИЯ»

Новый, иной, более высокий смысл того, что стоит и в натуральном ряду фиксаций, наблюдений, переживаний («земных»). Он дан в общественном пространстве, для всеобщего обозрения — особого рода тексты, тексты, которые всегда осознаются как странные, привиденческие («неземные»)…
М. Мамардашвили «Стрела познания»

Ну, скажем, какой может быть душа у тела, которое было бы жидким, как Океан в книге Лема? Нет никаких философских соображений, которые бы заставили нас исключить такую возможность. Однако философские соображения говорят нам, что если… Океан — сознательное существо, то как сознательные существа мы — с ним, мы — такие же.
М. Мамардашвили. «Картезианские размышления»

Мамардашвили обеспечил себе место в истории философии уже только «Стрелой познания». По концентрирован-ности и интенсивности мысли немногие книги с ней сравнятся. Если воспользоваться «полевым» определением сознания, то «Стрела познания» — область его высокого напряжения.

Читать ее невероятно трудно. Письменные тексты Мамардашвили вообще требуют усидчивости: обычно он пользовался языком, усложненным даже по академическим меркам. Но «Стрела познания» не академична — она о вещах, язык для которых еще не создан. Даже сейчас, через 30 лет после ее написания, понятийный аппарат аналитики сознания до конца не разработан. Не потому, что феноменологи-гуссерлианцы мало старались. Просто принцип наблюдения подразумевает непосредственное видение того, что наблюдаешь; а значит, чтобы описать определенные структуры сознания, необходимо туда сначала попасть. А это не всегда просто.

Переход из привычной структуры сознания в новую бывает очень болезненным и часто сопровождается ощущением хаоса и личностного распада. «Мы телом отгорожены и от прошлого, и от будущего. И лишь строя новое тело, получаем свободу изменения (и снимаем себя с крючка прошлого, ибо прошлое вовсе не просто факты, а записи фактов вместе с нестираемым пониманием, а поэтому речь может идти лишь о физически сильном расшатывании и об образовании дыры для эмердженции нового сознательного опыта, но не о рассудочном, произвольном прохождении взад и вперед). Исчезновение — условие появления. Иначе место занято» («Стрела познания»).

В европейской культуре (в отличие, скажем, от древнеиндийской) техника перехода не отработана, выполняется на свой страх и риск. Даже если переход в другую структуру жизненно важен, его стараются сделать как можно более бессознательным, применяя любой наркоз — от запоя до бессмысленной лихорадочной деятельности. При этом человек изо всех сил держится знакомых областей сознания, а они очень поверхностные, «слишком человеческие».

Осознанное восприятие более глубоких слоев погружает в состояние «фундаментальной изоляции»: реальность оказывается настолько отличной от обыденных представлений, что боишься сойти с ума. «Антиномия: видеть А — сумасшествие; нужно сойти с ума, чтобы увидеть А. Интерпретируем вторично (и, следовательно, зависимо), чтобы не сойти с ума (и становимся, тем самым, «вещами» — живая бесконечность умирает)» («Стрела познания»).

Значит, первая проблема: для того, чтобы что-то увидеть, нужно измениться. И это изменение необратимо, а результат его неизвестен.

Вторая проблема: резко сужается возможность коммуникации с существами своего вида. Она напрямую следует из первой: тебя способен понять только тот, кто имеет сходный экзистенциальный (жизненный) опыт. Передача знания «из одной головы в другую» с помощью вербальных средств — иллюзия: «…Мы телом, физически (то есть независимо от доброй воли и чистого усилия мысли) отгорожены от возможной информации и понимания. И в этом смысле они в другом месте и в другом времени, с которыми у нас разрушены физические связи…» Язык нового опыта буквален: «Слова «смотреть другими глазами» имеют для нас буквальный (то есть не просто ментальный) смысл, как и выражение «мыслить другими органами мышления»». Но теми, кто не испытал то же самое на собственной шкуре, все, что ты говоришь, будет восприниматься как фантазия или метафора, и ничего, кроме вреда, не принесет.