Прибыв в Мадрид, хенераль Петрович представился Миахе как его новый советник. Он знал, что совместная работа с ним будет делом сложным. Как политик Хосе Миаха, официально беспартийный, был очень далек от коммунистов. Это сильно мешало упорядочить руководство боевыми операциями в «красной зоне», как называли район Мадрида за откровенно левые настроения большей части его населения и за ту роль, которую играла испанская компартия в обороне столицы. Но как военный он оказался человеком знающим, хорошо разбирался в боевых возможностях марокканских войск — основной силы Франко под Мадридом, так как имел опыт колониальной войны в Марокко.
Мерецков говорил Берзину:
— Вот ирония истории! Марокканцы, боровшиеся за свою свободу против испанских захватчиков, теперь, обманутые, сражаются за интересы фашизма, злейшего врага угнетенных народов. А генерал, который в свое время был чуть ли не однокашником Франко и других лидеров реакции, должен защищать Республику и интересы трудящихся.
В своих воспоминаниях Кирилл Афанасьевич напишет: «Не случайно в 1939 году он (Миаха. —
Мерецков всячески старался избегать обсуждения с председателем хунты обороны Мадрида вопросов взаимодействия с компартией. Тем более что всем советским военным советникам еще перед отъездом из СССР было строжайше запрещено принимать хоть какое-то участие в политических спорах и политической борьбе в Испании. Задача была одна: отдавать испанскому народу и его законному правительству свои военные знания. При необходимости разрешалось также принимать участие в боевых действиях.
Этим разрешением не раз пользовались многие советники, в том числе и Мерецков.
«НО ПАСАРАН!» НО ОНИ ПРОШЛИ
Хенераль руссо Петрович
Хенераль руссо Петрович в сражающемся Мадриде был известен многим. Он пользовался большим авторитетом как у простых защитников столицы, особенно коммунистов, так и у командиров Народной армии и руководства Республики. Молва о нем перешагнула границы Мадрида, его знали во многих республиканских воинских частях других городов, даже в анархистских колоннах [51]Барселоны…
У него было много друзей среди испанцев, но наиболее близкие — Висенте Рохо, Энрике Листер, Сарабия, Долорес Ибаррури. Особенно доверительные отношения сложились с Ибаррури.
Известная в Испании и в международном коммунистическом движении как Пассионария («пламенная»), Долорес Ибаррури Гомес родилась в семье горняка баскского происхождения. В 1917 году вступила в социалистическую организацию города Соморростро и начала публиковаться в рабочей печати под именем Пассионария. Через несколько лет стала членом компартии Испании (основана в апреле 1920 года), была редактором ряда коммунистических газет, членом Бискайского обкома КПИ; с 1930 года — член ЦК, с 1932-го — член Политбюро, секретарь ЦК компартии Испании.
В 1936 году Ибаррури становится депутатом кортесов (парламент), через год — вице-председателем кортесов. Как один из руководителей компартии Испании она в период войны испанского народа против фашистских мятежников и итало-германских интервентов играла важную роль, ей принадлежит страстный призыв: «Но пасаран!» (Они не пройдут!)
При встречах с ней Мерецков говорил обычно: «Салуд, Долорес! — И добавлял: — Но пасаран!» Она широко улыбалась, отвечала по-русски: «Привет, генерал Петрович! Они не пройдут!» — и протягивала ему руку.
Когда Кирилл Афанасьевич вернется на Родину, то в его рассказах об Испании часто можно было услышать: «Мне не забыть бесед с Долорес Ибаррури. И улыбку Пассионарии, и нервное пожатие тонких пальцев ее руки».
Мерецков днями находился в оборонительных траншеях. Однажды поздно вечером его разыскали Кольцов с одним из испанских коммунистов. Они сообщили об обстановке в городе и требовании хунты и коммунистических организаций о немедленной эвакуации Кабальеро. Необходимо, чтобы начала наконец функционировать машина государственного управления. Но хунту премьер не слушает, и тем более коммунистов. Он по своей обычной манере принимает их настояния за некие «межпартийные интриги». Терять время нельзя, марокканцы уже приблизились к пригороду, в котором жил Кабальеро.
— Хенераль Петрович, — обратился испанский коммунист к Мерецкову, — только вы сможете уговорить его сейчас же отправиться в Валенсию. Он уважает вас и, я уверен, примет ваш совет покинуть Мадрид.
Кирилл Афанасьевич вспоминает: «Поехал я в домик премьера, но без особой надежды на успех. Кабальеро ложился спать в 22.00, и не было такой силы и таких событий, чтобы они заставили его отказаться от раз и навсегда принятого распорядка. Как только он засыпал, его связь с внешним миром обрывалась, всякий доступ к нему был закрыт.