Мерфи

— После положенного обмена, — сказал Уайли, — она меня спрашивает, невзначай, не видел ли я вас. Тут ей и крышка.

— Но если дело только в том, чтобы убрать меня с дороги, покуда ты обрабатываешь мисс Кунихан, зачем мне ехать в Лондон? Отчего не в Брэй?

Мысль о поездке в Лондон была отвратительна Нири по ряду причин, среди которых отнюдь не последнее место занимало присутствие там второй брошенной им жены. Строго говоря, эта женщина, урожденная Кокс, не была его женой и он не был перед ней в долгу, поскольку в Калькутте жила и здравствовала первая брошенная им жена. Но лондонская дама не разделяла этого взгляда, как и консультировавшие ее юристы. Уайли кое-что знал об этом.

— Чтобы контролировать Купера, — сказал Уайли, — который, вероятно, или запил, или его зацепили, или и то и другое.

— Но нельзя ли было бы, — сказал Нири, — при твоем бесценном содействии вообще вести дело с этого конца и отвязаться от Мерфи?

— Я очень боюсь, — сказал Уайли, — что, покуда Мерфи существует хотя бы как отдаленная возможность, мисс Кунихан не станет вступать в переговоры. Все, что я могу, — это закрепить за вами позицию первой ступени падения.

Нири снова закрыл лицо руками.

— Кэтлин, — сказал Уайли, — скажи профессору худшее.

— Шесть по восемь — сорок восемь, и шестнадцать по два — один фунт.

На улице Нири сказал:

— Отчего ты такой добрый, Уайли?

— Перед лицом определенных неприятных ситуаций я, кажется, не могу совладать с собой.

— Увидишь, я не останусь неблагодарным, я полагаю, — сказал Нири.

Некоторое время они шли в молчании. Потом Нири сказал:

— Не могу понять, что женщины находят в Мерфи.

Но Уайли был поглощен вопросом о том, что именно в неприятностях мужчин вроде Нири захватывало его настолько, что он терял над собой власть.

— Ты можешь? — сказал Нири.

Уайли поразмыслил минутку. Потом сказал:

— Это его… — осекшись из-за отсутствия нужного слова. В порядке исключения казалось, что нужное слово существует.

— Его что? — сказал Нири.

Они прошли в молчании еще немного. Нири перестал прислушиваться и поднял лицо к небу. Легкий дождик тщетно старался не падать.

— Его хирургические способности, — сказал Уайли.

Это было не совсем то слово, которое нужно.

5

Комната, которую нашла Селия, находилась на Брюэри-роуд между Пентонвилльской тюрьмой и Столичным скотным рынком. В Уэст-Бромптоне их больше не видели. Комната была большая, и те немногие предметы мебели, что стояли в ней, тоже большие. Кровать, газовая плита, стол и одинокий высокий комод были и в самом деле очень большие. Два массивных необитых кресла с высокими спинками, вроде тех, что нашли свой конец под Бальзаком, дали им хотя бы возможность есть сидя. Качалка Мерфи дрожала у камина, повернутая к окну. Огромная площадь пола была вся покрыта линолеумом изысканного рисунка, нечто неопределенно-геометрическое в сине-серо-коричневых тонах, восхищавшее Мерфи, потому что напоминало Брака, Селию — потому, что восхищало Мерфи. Мерфи был одним из избранных, которым требуется, чтобы все было похоже на что-то еще. Стены были выкрашены клеевой краской в ярко-лимонный цвет, счастливый цвет Мерфи. Это настолько превосходило «капельку», предписанную Суком, что у него не могло быть вполне спокойно на душе. Потолок терялся в тенях, да, действительно терялся в тенях.

Здесь они вступили, как выражалась Селия, в новую жизнь. Мерфи был склонен считать, что новая жизнь, если она вообще придет, придет позже, и вдобавок только к одному из них. Но Селия так упорно вознамерилась вести ее летосчисление с их хиджры в Ислингтон, что он согласился. Он не хотел ей больше перечить.

Безоговорочным изъяном этой новой жизни была квартирная хозяйка, маленькое, тощее, во все совавшее свой нос существо по имени мисс Кэрридж, женщина столь коварной честности, что она не только отказалась стряпать счета для мистера Куигли, но и грозилась сообщить бедному джентльмену о том, как ее искушали.

— Леди, — с горечью произнес Мерфи, — а не квартирная хозяйка. Тонкие губы и дорический таз. А мы СВ-и-НИИ.

— Тем больше причин найти работу, — сказала Селия.

Все, что происходило, было для Селии лишь еще одной причиной для того, чтобы Мерфи искал работу. В этом деле она проявляла нездоровую изобретательность. Из таких несовместимых событий, как прибытие новобранца в Пентонвилльскую тюрьму и продажа на Столичном рынке притона для укрытия краденого, она извлекала один и тот же текст. Антиномии внебрачной любви редко могли предстать в более выгодном свете. Они убедили Мерфи, что его занятость, даже с маленькой зарплатой, безоговорочно ликвидирует для его возлюбленной всю видимую вселенную, пусть на время. Ей пришлось бы заново постигать, что та означает. И не была ли она положительно слишком стара для подобного чуда преображения?