Мерфи

— Как в своем роде прекрасно, — сказал следователь, — родимое пятно, пятно смерти, я хочу сказать, в каком-то смысле закругляет жизнь, как ты думаешь, полный круг, ты-то знаешь, а, Энгус?

— Ну, ну, — сказал Нири. — Каждый человек не без изъяна.

— Что ж, — сказал следователь, — теперь, когда мы знаем, кто погиб, кто же это?

— Мистер Мерфи, — сказал Нири, — уроженец города Дублина.

— Милый, старый, незабвенный Дублин, — сказал следователь. — Наша единственная родственница по женской линии мирно скончалась в Кумбе, на полтора месяца раньше положенного срока, при Георге Втором. Имя. Ближайшие родственники.

— Никаких, — сказал Нири. — Голландский дядюшка.

— А вы, черт возьми, кто такие? — сказал следователь.

— Самые близкие его друзья, — сказала мисс Кунихан. — Ближайшие-дражайшие друзья.

— Сколько раз вам нужно повторять? — сказал Уайли.

— Откликался он на обращение Мерфи, — сказал следователь, — или только мистер Мерфи?

— Мистер Клинч, — сказал доктор Килликрэнки.

Они накрыли поднос и вынесли его к холодильникам. Нири увидел на столе Клонмашнуа, замок О’Мелэклинов, луг, гряды гор из выветрившихся и размытых пород, соломенную крышу на белом фоне, нечто красное, широкий светлый водоем, Коннот[97].

— А эта юная леди, — сказал следователь, — которая знала его в таких подробностях, в таких благоприятствующих подробностях…

— Мисс Селия Келли, — сказал Нири.

— Шептала ли мисс Келли Мерфи, — сказал следователь, — или мистер Мерфи?

— Будьте прокляты, разрази вас гром, — сказал Нири, — он не был крещен. Какого дьявола вам еще нужно?

— А эта миссис Мер-р-рфи, — сказал доктор Килликрэнки, — кто она такая? И голландский дядюшка?

— Нет никакой миссис Мерфи, — сказал Нири.

— Потуги, — сказал следователь, — на остроумие.

— Мисс Келли стала бы миссис Мерфи, — сказал Нири, — если бы мистеру Мерфи было суждено прожить немного подольше.

— Надо думать, — сказал следователь.

Купер и Уайли подхватили мисс Кунихан.

— Нет, — сказала Селия.

Доктор Килликрэнки с поклоном протянул письмо Селии, которая передала его Нири, который открыл его, прочел, перечитал, постоял в нерешительности, опять прочел и, наконец, сказал:

— С позволения мисс Келли…

— Что-нибудь еще будет? — сказала Селия. — Мне хотелось бы уйти.

— Это может касаться вас, — сказал доктор Килликрэнки, — так как, по-видимому, адресовано вам.

Нири стал читать вслух:

— «В рассмотрении того, как распорядиться моим телом, разумом и душою, я желаю, чтобы они были преданы сожжению, помещены в бумажный мешок и доставлены в театр „Эбби“, Нижняя Эбби-стрит, Дублин, и без задержки прямо в то место, которое великий добрый лорд Честерфильд именовал обителью нужды, где прошли их счастливейшие часы, с правой стороны от входа в партер, и я желаю также, чтобы по их размещении там, была дернута цепочка и спущена вода, если возможно, во время спектакля, и все это исполнено без церемоний и горестного вида».

Закончив чтение, Нири продолжал какое-то время пристально вглядываться в листок; наконец он вложил его в конверт и протянул Селии, которая схватила его, собираясь разорвать, но вспомнила, что она не совсем одна и что у нее есть свидетели, и удовольствовалась на время тем, что скомкала, зажав его в руке.

— Обитель нужды, — сказал следователь, подхватив с полу шляпу и зонтик.

— Их счастливейшие часы, — простонала мисс Кунихан. — Каким числом это датировано?

— Преданы сожжению, — сказал Уайли.

— Тело и все остальное, — сказал доктор Килликрэнки.

Бим и Тиклпенни удалились, они были уже далеко, за деревом, на солнышке.

— Оставь меня с помоями и нечистотами, — умолял Тиклпенни, — не отправляй назад в палаты.

— Дорогой, — сказал Бим, — это тебе решать, только тебе.

Следователь уехал; он расстегивал свой черный в полоску одной рукой и вел машину другой, скоро на нем уже будет свитер и свободные брюки.

Селия собиралась уходить.

— Одну минуточку, — сказал доктор Килликрэнки. — Как бы вы хотели все устроить?

— Устроить? — сказал Нири.

— Суть всего этого хранения в холодильнике, — сказал доктор Килликрэнки, — свободная оборачиваемость пациентов. Мне необходим каждый холодильник.

— Я буду на улице, — сказала Селия.

Нири и Уайли вслушивались, дожидаясь стука, с каким откроется и закроется наружная дверь. Он не доносился, и Нири перестал слушать. Потом он раздался, не громко и не тихо, и Уайли перестал слушать.

— Его последняя воля, разумеется, священна, — сказала мисс Кунихан. — Мы, разумеется, обязаны уважать ее.

— Вряд ли это последняя, я полагаю, — сказал Уайли, — принимая во внимание все обстоятельства.