Главной отличительной особенностью отношения Кунихэн к Ниери была регулярность изменений, происходящих в том, как именно она к нему относилась. Поочередно проявляя по отношению к Ниери жестокость и добросердечие, добросердечие и жестокость, она вполне могла обрадоваться его появлению в упомянутой ею при расставании гостинице, хотя в следующее же мгновение могла и рассердиться; смена ее настроений происходила с такой же закономерностью, как и изменение цветовых сигналов светофора – от зеленого через желтый к красному и назад к зеленому.
По обнаружении Кунихэн в вышеозначенной гостинице, ему было заявлено, что либо он оттуда сейчас же уберется, либо это сделает она сама. Ушел он, так и не узнав, кто же еще, кроме Кунихэн, пользуется «прекрасным комфортом», по словам рекламного объявления, и «завтраками, включенными в стоимость обслуживания». А вдогонку ему было сказано, что если он попытается заговорить с ней снова, не имея при себе… ээээ… бумаг и документов, достоверно доказывающих, как она ему когда-то говорила, что Мерфи либо ушел в мир иной, либо отказывается от нее, она вызовет полицию.
Как побитая собака, Ниери кое-как добрался до ночлежки на вокзале. Теперь все зависело от Купера. Если Куперу не удастся найти Мерфи, он, Ниери, как-нибудь утром отправится назад к той гостинице, расположится напротив входа и как только заметит ее, спускающуюся по лестнице и как обычно спотыкающуюся на каждой ступеньке, он примет мощное и быстродействующее слабительное.
А пока он ждал сообщений от Купера, никаких особых действий он предпринять не мог. Он начал, правда, не очень настойчиво, искать ниточку, которая могла бы помочь ему отыскать Мерфи в Дублине – если тот, конечно, переместился туда из Лондона – в аристократических кругах, в кругах торговых, среди землевладельцев, однако и эти слабые поползновения он, приведенный в ужас, быстро прекратил. Он попросил портье в фойе гостиницы «У Винни» передавать все телеграммы, которые могут приходить на его имя из Лондона, в пивную «У Муни», прямо напротив, в которой его всегда можно будет найти. Там он и просиживал целыми днями, пересаживаясь вдоль стойки бара с табурета на табурет; добравшись до последнего, он начинал движение в обратную сторону. Он не разговаривал с посетителями, даже со священниками, он не пил черное крепкое пиво, которое постоянно заказывал; он лишь перемещался с табурета на табурет вдоль стойки, заставленной бесконечной чередой бокалов пива, им заказанного и не выпитого, и думал о Кунихэн. Когда заведение закрывалось, он отправлялся в свою ночлежку на вокзале и там ночлежничал, а утром он не поднимался с постели до тех пор, пока пивная напротив гостиницы «У Винни» не открывалась. Время с 14.30 до 15–30 он посвящал посещению парикмахерской, в которой его брили. По воскресеньям он оставался весь день в ночлежке, о чем уведомлял портье в «У Винни», и думал о Кунихэн. Он даже потерял способность останавливать свое сердце.
– Мой бедный друг! – сокрушался Вайли.
– И так до сегодняшнего утра, – уточнил Ниери. Почувствовав, что его губы начали подергиваться, он прикрыл рот рукой. И опять уловка не помогла. На лице человека все взаимосвязанно, оно представляет собой некое единство. – Или точнее, вот только сейчас эта способность ко мне вернулась…
Ниери продолжил свой рассказ.
Однажды он отсидел на всех табуретах и уже собирался пересаживаться с одного на другой в обратном порядке, когда появился портье из «У Винни», который запомнился почему-то по его ботинкам, и вручил ему телеграмму: «НАШЕЛ ТЧК ЧТО ДЕЛАТЬ ТЧК КУПЕР ТЧК». На Ниери телеграмма произвела очень странное впечатление – он то плакал, то смеялся, и такое проявление чувств вызвало большое облегчение у священников-завсегдатаев пивной, которых – за несколько дней созерцания – застывшее лицо Ниери уже стало пугать, вызывая отвращение. Но тут портье в своих ботинках вернулся и принес еще одну телеграмму: «ПОТЕРЯЛ ТЧК ЧТО ДЕЛАТЬ ТЧК КУПЕР ТЧК».
– О том, что происходило дальше, у меня осталось лишь смутное воспоминание, но насколько помнится, меня вышвырнули из пивной.
– Это все из-за этих священников, – высказал предположение Вайли.
– Ну а потом – полный провал в памяти. Первое ясное воспоминание – бессмертный зад, который хотел смутить меня своим видом и заставить опустить глаза.
– Какой зад? Чей зад? Да еще бессмертный? Я тебя встретил на почте. Разве на почте, да еще центральной, можно увидеть приличную женскую попку? – воскликнул Вайли, все перепутав и совсем позабыв о бессмертном Кухулине.
– А я тебе говорю, что там был зад, который дразнил меня своим видом, хотел, чтобы я отвернулся!
И тогда Вайли все вспомнил и сам рассказал Ниери, что же произошло на Центральном Почтамте.
– Не преуменьшай своих заслуг, – запротестовал Ниери, – и не спорь. Ты спас мне жизнь. Не преуменьшай своих заслуг.