Мэри Бэнкс. В поисках оберега Осириса

Ирина Лакина Мэри Бэнкс. В поисках оберега Осириса

Глава 1

«15 апреля 1881 г. Цюрих. Швейцария.

Дорогой папа̒! Рада вам сообщить, что мое обучение в университете Цюриха подошло к концу. Я прослушала курс лекций по истории древнего Египта профессора Бругша[1] (помните, это его труд «История фараонов»[2] вы подарили мне в прошлом году?) и еще больше загорелась идеей посетить долину царей в Фивах. Уверена, вы так же, как и я горите желанием снарядить экспедицию в Египет. Через неделю я буду в Москве, тогда все и обговорим. Надеюсь, вы пребываете в добром здравии. Передавайте Арине Семеновне мои самые теплые пожелания и крепко обнимите ее за меня. Скоро свидимся.

Ваша Мари, графиня Шумская».

В дверь легонько постучали, и через мгновение она противно лязгнула петлями, которые нерадивый истопник по обыкновению забыл смазать, и отворилась. Мэри увидела доброе морщинистое лицо кормилицы. Чистенькая, тщательно одетая, в белоснежном кисейном чепце и с белыми накрахмаленными манжетами, няня напомнила ей старые добрые времена, когда она  часами возилась подле нее. Арина Семеновна неизменно сидела с вязаньем в гостиной и рассказывала сказки, отвлекаясь лишь на несколько секунд, чтобы достать из кармана серебряную с чернью табакерку, бывшую всегда при ней, и понюхать табаку.

– Мария Львовна, - ласково проговорила кормилица, – полноте вам тут сидеть да горевать, - женщина бросила взгляд на пожелтевший лист бумаги в руках барыни и нахмурила брови, – опять старые письма перечитываете?

– Нянюшка, не сердись, - Мэри положила письмо в деревянную резную шкатулку на своих коленях, а затем встала с кресла, – иногда такая тоска накатывает…, - она подошла к отцовскому дубовому секретеру и спрятала шкатулку в верхний ящик под замок.

– Завтра три года будет, как Господь прибрал душу Льва Петровича, - как бы невзначай заметила Арина Семеновна,– Царствие ему небесное!– Кормилица быстро перекрестилась.

– Ты просто так, или дело какое? – Мэри поспешила сменить болезненную тему.

– Ждут вас, в гостиной. Пять минут уже как. Во-о-о-т такой, - женщина надула щеки и выпятила грудь, – напыщенный, с бакенбардами. А усищи-то какие! Того и гляди до потолка достанут. На индюка нашего похож. А тросточка-то с золотым набалдашником в виде змеиной морды! – Арина Семеновна сморщилась, демонстрируя крайнюю степень отвращения к этим пресмыкающимся, – а глаза у ней – изумруды! Крест даю! – Она опять перекрестилась.

– Хорошо, сейчас иду. Подай ему пока чаю.

– Так подала уже, - женщина расплылась в довольной улыбке.

– Вот это правильно, - кивнула Мэри и взглядом указала на выход.

– Поняла-поняла,  - Арина Семеновна аккуратно прикрыла дверь и ушла, тяжело ступая по скрипучим половицам.

Мэри повернула голову и взглядом зацепилась за дагерротип в серебреной раме на полке секретера. Подпись к фотокарточке гласила: «Лорд и леди Бэнкс. С.Петербург. Мастерская Светопись[3]. 1 сентября 1881 года».

Свадебный портрет – идея Дугласа, противного старикашки, посла Британского королевства, выйти за которого ее заставил отец. Заставил, конечно, не забавы ради, а от безысходности, но это ничуть не умаляло его вины. Его последняя экспедиция к кургану Куль-Оба в Крыму опустошила семейную казну настолько, что пришлось заложить и родовое имение в Тульской губернии, и дом в Москве, и особняк в северной столице. К счастью, всего этого не видела матушка, которая годом раньше слегла с чахоткой и тихо умерла в своей постели погожим июньским днем.

Пронизанное морщинами лицо почтенного супруга на портрете светилось от счастья, было наполнено ехидством, а глаза горели пороком,  сама же Мэри казалось безжизненной. Если бы не выделяющиеся своей чернотой из-за пролитых слез нижние веки и пронзительный, умоляющий о пощаде взгляд, можно было бы подумать, что это снимок из серии «post mortem»[4].