— И когда только они поймут, что мусорить в Парке не положено? — вздохнул Смотритель и, то ли от того, что был сильно расстроен, то ли по какой другой причине, надел на голову пиратскую шляпу, а собственную фуражку сунул в мусорную корзину. После этого он отправился домой…
Свернув на Вишневую улицу, Майкл жадно взглянул на дом № 17. Туман к этому времени уже рассеялся — и было видно, что дом вовсе не зарос ни шиповником, ни крапивой, ни ежевикой, ни тем более черной смородиной. Кошки все-таки ошиблись.
Свет, струящийся из прихожей, наполнил Майкла радостью, и ноги, казалось, сами взбежали по лестнице в Детскую.
— Наконец-то! — приветливо воскликнула Джейн. — Где ты был?
Но Майкл не мог произнести ни слова. Он лишь таращился на хорошо знакомую комнату — так, будто его здесь не было по меньшей мере несколько лет. Он был не в состоянии высказать, как дороги ему Джейн, мама с папой, Близнецы, Мэри Поппинс и все домашние.
Близнецы подбежали к Майклу и принялись его обнимать. Он наклонился и тоже их обнял, затем заключил в объятия Джейн.
Звук шагов заставил его обернуться. В Детскую вошла Мэри Поппинс, на ходу застегивая передник. Сегодня все в ней — и резкие движения, и пронзительный взгляд темно-синих глаз, и вздернутый нос — все это казалось удивительно близким и родным.
— Мэри Поппинс, скажите, что я могу для вас сделать? — спросил Майкл, надеясь, что она попросит его о чем-нибудь огромном.
— Что хочешь, — ответила Мэри Поппинс с все той же особенной вежливостью, какую проявляла сегодня по отношению к Майклу с самого утра.
— Не надо, Мэри Поппинс! Не надо! — взмолился он.
— Что «не надо?» — спросила она с возмутительным спокойствием.
— Не говорите со мной так вежливо! Мне не нужно больше везения!
— Но ведь это то, чего ты хотел! — возразила Мэри Поппинс.
— Да, но теперь я этого не хочу! Хватит с меня! Пожалуйста, не будьте так вежливы и добры со мной! Будьте такой, как всегда!
Улыбка исчезла с ее лица.
— А разве я обычно не добра и не вежлива? За кого ты меня принимаешь — за гиену?
— Нет, Мэри Поппинс, не за гиену. Вы и вежливы, и добры. Но сегодня я хотел бы видеть вас сердитой. Так я чувствую себя гораздо безопаснее!
— Неужели? Интересно, когда я сердилась?
Говоря это, Мэри Поппинс, тем не менее, выглядела очень сердитой. Глаза ее сверкали, щеки пылали. И впервые все это не пугало Майкла, а напротив — приводило в восторг. Теперь, когда ледяная улыбка исчезла с лица Мэри Поппинс, Майклу было все равно, что произойдет. Ведь она снова была такой, как всегда, близкой и знакомой!
— А в особенности мне нравится, когда вы фыркаете, — отважился прибавить он.
— Фыркаю? — фыркнув, переспросила она. — Что за глупости?
— Да, вы тогда еще говорите «гм!», как верблюд!
— Как кто?
На мгновение Мэри Поппинс словно окаменела. Затем, придя в себя, она грозно двинулась вперед, живо напомнив Майклу те мгновения, когда на него в золотом дворце надвигалась целая стена ощетинившихся кошек.
— Майкл Бэнкс! — повысила она голос, с каждым шагом делаясь все выше и свирепее (ну совсем как кошачий Король!). — Вы смеете утверждать, будто я похожа на верблюда? Интересно, на какого? На одногорбого? Или, может, на двугорбого?
— Но, Мэри Поппинс, я хотел сказать…
— Все, на сегодня достаточно! Если я еще услышу хоть одну дерзость, живо отправишься в постель!
— Но я уже в постели, Мэри Поппинс, — возразил Майкл дрожащим голосом, так как к этому моменту и впрямь лежал в своей кровати.
— Сначала назвал гиеной, патом верблюдом! Что следующее? Горилла?
— Но…
— Ни слова! — прошипела она и, гордо вскинув голову, вышла из комнаты.
Майкл знал, что нанес ей оскорбление, но не слишком об этом сожалел. Напротив, он был рад: ведь Мэри Поппинс снова стала прежней!
Укутавшись в одеяло, он обнял подушку. Она была мягкой и теплой…
Тени медленно двигались по потолку. Майкл лежал и прислушивался к знакомым звукам — шуму воды в ванной, болтовне Близнецов и звяканью посуды в Детской.
Постепенно звуки становились все слабее, а подушка все мягче…
Но вдруг изумительный аромат наполнил комнату. Майкл вздрогнул и сел в постели.
Прямо перед собой он увидел дымящуюся чашку шоколада. Аромат, исходящий от нее, смешивался с запахом свежих тостов и крахмального передника Мэри Поппинс, делая его еще восхитительней.
Мэри Поппинс неподвижно стояла и смотрела вниз. Майкл с радостью встретил ее взгляд — взгляд, способный видеть человека насквозь. Он понимал: она знает, что он вовсе не считает ее похожей на верблюда.
Итак, день закончился. Окончились и приключения. Где-то далеко в небе светила Кошачья звезда. И тут, размешивая шоколад, Майкл вдруг понял, что у него есть все, что он хочет.
— Кажется, Мэри Поппинс, мне больше нечего желать, — сказал он.
— Гм! Слава Богу! — отозвалась она, скептически улыбаясь…
Глава четвертая. Дети в истории
Чик! Чик! Чик!
Вжик! Вжик! Вжик!