Мэри Роуз

— Может быть, ты хотя бы пожелаешь мне доброго вечера? — поинтересовалась она. — Или я должна позволить тебе продолжать игнорировать меня на виду у всех, как ты делаешь на протяжении вот уже многих лет?

— Ты знаешь почему, — пробормотал Сильвестр, которому хотелось прижать сестру к себе, — как в детстве, зимой, когда она, будучи маленькой девочкой, поднимала плечики и дрожала всем телом. Но из них двоих сильной всегда была она и, сталкиваясь с множеством его слабостей, постоянно закатывала глаза. Но всякий раз, когда она мерзла, ему позволялось обнять ее.

В зале топился большой камин, таяли свечи на столах, но ему все казалось, что Джеральдина мерзнет.

«Я хочу тебя ненавидеть. Ты постоянно унижала меня. Мне было позволено греться в твоих лучах, пока я оставался слабым братом, мне было позволено петь для тебя, когда тебе аплодировали за танцы. Но как только я пытался расправить крылья, ты подрезала их. Затем появился Энтони, который сделал меня сильным, потому что увидел во мне что-то, что не видел никто другой. Потому что он захотел, чтобы его другом стал именно я, слабак Сильвестр, и я научился отделяться от тебя. Тебе это не понравилось, верно, Джеральдина? Если бы было по-твоему, он умер бы из-за трусости твоего мужа, а я бы снова остался один. Каждая клеточка моего тела хочет ненавидеть тебя. Но почему эта ненависть к тебе так похожа на ненависть к части самого себя?»

— Да, я знаю, почему ты меня избегаешь, — произнесла Джеральдина. — Потому что тебе безразлична судьба собственной сестры. Всякий раз, когда отец приезжает навестить меня, он суетливо передает от тебя приветы, но я вижу, что он может. Такой человек, как отец, благородство во плоти, не умеет лгать.

— Твоя судьба мне небезразлична.

Она колко рассмеялась.

— Ты, как и отец, не умеешь лгать. Ты хоть раз справлялся обо мне на протяжении двух последних лет?

— Нет, — признал он.

— И ко мне тогда ты пришел только потому, что боялся, что твоего неназываемого привлекут к ответу.

— Он не мой неназываемый! — вырвалось у Сильвестра так громко, что многие повернули головы, чтобы посмотреть, что происходит. — Он мой друг, и его не привлекали к ответу, а забивали до смерти. Я умолял тебя помочь мне, но ты и бровью не повела.

— У тебя какая-то противоестественная любовь к неназываемому, Сильвестр.

— Ах, вот как? Да что ты в этом понимаешь? — Никогда прежде он с ней так не разговаривал. — Может быть, ты считаешь, что любая любовь противоестественна? Тебе кажется, что люди, которые любят друг друга и идут ради этого на жертвы и лишения, больны или по меньшей мере не в своем уме?

Ее красивое лицо дрогнуло.

— Да, возможно, я так считаю. С этим нельзя не согласиться, правда?

— Меня можешь не спрашивать. Я один из таких больных и безумных. Мне не приходит в голову ничего, на что я бы не был готов ради своих друзей, и я не знаю, как бы жил без них.

— А меня ты на это обрекаешь, — заметила Джеральдина.

Музыка смолкла, чтобы тут же снова начаться — с барабанного боя и терпкого пения флейты. Многие пары перестроились, и, скосив глаза в сторону, Сильвестр увидел, что Анна и этот танец начала с королем Франциском. Казалось, она почувствовала его взгляд и улыбнулась ему теплой улыбкой. Поклонившись, он хотел было оставить Джеральдину, но сестра словно клещами вцепилась в его запястье.

— Не спеши так. — В ее голосе послышались угрожающие нотки. — Один-другой танец с ненавистной сестрой ты, пожалуй, стерпишь.

— Джеральдина, зачем ты так с нами поступаешь? — спросил он. — Я знаю, что безразличен тебе, так почему бы каждому из нас не пойти своим путем и не желать друг другу зла?

— Потому что это не по мне, — не колеблясь, ответила она. — И кто тебе сказал, что ты мне безразличен? Это ты меня избегаешь, а не наоборот. У меня есть все причины злиться на тебя, но для меня кровь — не водица. Я навязала тебе этот танец, чтобы предупредить тебя, ибо не хочу спокойно смотреть, как мой брат спешит навстречу своему несчастью.

— И в чем же мое несчастье?

— Не притворяйся дурачком! Думаешь, я не заметила, какие взгляды ты бросаешь на мою подругу Анну? Или следует сказать «мою бывшую подругу»? С тех пор как у нее появился ты, она отбросила меня в сторону, словно пустую скорлупу от ореха.

— Не говори глупостей!

— Я не склонна к этому, — возразила она. — Ты же не станешь отрицать, что графине Рипонской не нашлось места среди дам, которых Анна отобрала для своей игры с французским королем! До знакомства с тобой это было немыслимо! Она называла меня «моя подруга», «моя милая, единственная душа, к которой я неравнодушна». Скажи мне, Сильвестр, что ты рассказал Анне про меня, чтобы так настроить ее против меня? Что я приказала пытать твоего неназываемого?

— Ты этого не делала! — воскликнул Сильвестр.

— Правда? Ты в этом уверен?

— Ты это допустила. Но виноват твой муж, и я никогда не рассказывал Анне Болейн ничего плохого про тебя. Но если ты была ее подругой, то почему в эти дни тебя не было рядом с ней и ты не поддерживала ее?