Мэри Роуз

Двое или трое мужчин остановились, посмотрели на борющуюся пару, а затем пошли дальше. Никто не считал зазорным, что мужчина силой принуждает жену к покорности.

— Образумься же, — взмолился Роберт, но Джеральдина еще сильнее ударила его под колено, опустила голову и попыталась укусить за руку. Он отпустил ее руку и ударил по щеке.

Джеральдину не били ни разу в жизни. Удар был несильным, скорее похож на шлепок, которым приводят в чувство взбесившегося человека, но что-то в ней замерло.

— Господи, ангел мой! — взвизгнул Роберт. — Ты должна простить меня! — Он обнял ее.

Джеральдина звонко вскрикнула, попыталась оттолкнуть его, но он лишь сильнее вцепился в нее.

— Отпустите даму.

Роберт вздрогнул.

— Что, простите?

— Вы меня слышали, — произнес стоявший за спиной Джеральдины мужчина, и в голосе его послышался металл. — Кажется, дама недвусмысленно дала понять, что не хочет больше стоять здесь с вами. Отпустите ее.

— Эта дама — моя жена! — возмутился Роберт, голос которого охрип от волнения.

— Она сестра барона Саттона, и никто не имеет права бить ее. Вы немедленно отпустите ее. Что будет дальше, пусть решает ее брат, а не вы и не я.

Но руки Роберта колотили по ее телу, словно по спокойной воде.

— Прости же меня, — пробормотал он еще раз, не глядя на Джеральдину. Вместо всхлипа из горла его вырвалась икота.

Дрожа, Джеральдина обернулась. Увидев его, она поняла, что он часто являлся ей во снах ночью: черный, худой и прямой, как свеча, лицо — словно гравюра на дереве, изображающая князя преисподней, не уродливое, а скорее смертоносное. Он не носил модных жакетов с расклешенными рукавами, а лишь черный камзол поверх рубашки из белоснежного сукна.

Когда она видела его в прошлый раз, он лежал на голом полу, перепачканный кровью и нечистотами, мокрый от вонючей воды, избитый и растоптанный, словно червь. Звуки, вырывавшиеся из его горла, уже были почти нечеловеческими, в них не было ни единой капли собственного достоинства. В тот миг она полагала, что достигла вершины триумфа, но даже тогда он не был слаб и бессилен. «Не так слаб, как другие, которые позволяют победить себя. Не так, как те, кто боятся смерти и дьявола».

Кивком он указал на двери зала, повернулся и сделал шаг. Она протянула к нему руку, но он увернулся.

— Ты можешь идти сама, Джеральдина?

Она молча покачала головой.

Он больше не спрашивал. Взял ее под локоть и повел в зал, не глядя на нее.

Столы были застелены торжественными белыми скатертями, но люди все еще стояли группами, наслаждаясь тем, чего никогда не понимала Джеральдина: общностью, разделенной радостью, безобидными дурацкими шутками. В освещенном множеством свечей зале было тепло, звучали первые такты музыки. Слуги с кувшинами сновали меж празднующих, наполняя бокалы пенными напитками.

«Меня исключили. Никто не приглашал, никто не скучал». Чувствовала ли Джеральдина когда-нибудь прежде с такой отчетливостью, что она — ничья, и было ли ей от этого так больно?

Неназываемый провел ее вдоль всего зала к возвышению, на котором стоял стол для королевской четы и их почетных гостей. Длинный стол был украшен гирляндами из белых роз. Любимые цветы Анны. От собравшейся там группы доносился беззаботный смех. Джеральдина узнала Анну, отбросившую волосы назад, и теперь разглядела едва различимую округлость, видневшуюся среди складок. «Наследник трона. Ребенок от мужчины, которого она любит». Рядом с Анной стояли маленький, вечно ухмыляющийся Кромвель, новый архиепископ Кранмер, брат Анны, Джордж, и брат Джеральдины, Сильвестр.

Неназываемый шел неслышно. Одна нога у него была искалечена — признак того, что его пометил дьявол, но, несмотря на это, его походка от бедра казалась гармоничной и словно бы давалась ему без труда. Перед возвышением Джеральдина остановилась. Сильвестр обернулся еще прежде, чем Энтони обратился к нему.

— Ты нужен сестре, — произнес неназываемый, отпустил локоть Джеральдины и отвернулся.

— Не уходи! — вырвалось у Джеральдины. Она была уверена, что у нее вот-вот остановится сердце.

Он повернул голову, изогнутые брови сошлись на переносице. Был ли он когда-либо ребенком или же родился с таким лицом? Он стоял, не шевелясь, пока не подошел Сильвестр и не взял Джеральдину под руку. Затем он повернулся и пошел прочь, через весь зал.

— Останься! — снова крикнула Джеральдина, и голос у нее сорвался.

— Что случилось-то? — резко поинтересовался Сильвестр. — Оставь Энтони в покое. Радуйся, что он помог тебе.

— Куда это он собрался? Сейчас принесут первое блюдо. — К ним присоединилась Анна.

— Оставьте его, — попросил Сильвестр. — Он сделал свое дело максимально хорошо, но происходящее сейчас для него слишком тяжело.

Анна рассмеялась.

— Кто же может его в этом винить? Однако мне так жаль своих гусочек — среди них нет ни одной, которая не молила бы меня поведать, кто этот колоритный пират. — Внезапно она умолкла, пристально вгляделась в лицо Джеральдины. — А что случилось с тобой? Я думала, ты боишься Энтони больше, чем черт ладана.