Мэри Роуз

— Прекрати! — закричала она, глядя в его сверкающие глаза. — Ты не можешь так поступить! Даже тебе непозволительно заходить так далеко! Ты не имеешь права навязывать меня Сильвестру, пока тебе это удобно, и не думать о том, каковы планы у самого Сильвестра!

— Предоставь Сильвестра мне, — ответил Энтони. — Он мой друг.

— А что, если у меня будет ребенок? Тоже велишь Сильвестру заботиться о нем? Пусть в конце концов Сильвестр женится на мне, чтобы ребенок не родился на свет бастардом?

— У тебя не будет ребенка, — произнес Энтони. Судя по выражению его лица, он собирался насвистывать или жевать соломинку.

— Откуда ты знаешь?

— Я же сказал тебе, что учился. А я всегда учусь добросовестно, прорабатываю все части, изучаю все вопросы, все возможные проблемы. В том числе и то, как сделать, чтобы у женщины не было бастарда.

Она ударила его по щеке и сразу же устыдилась. Он не боится сделать ей больно, но он прав. Он должен был быть самим собой — и ради этого наказывал весь мир.

— Извини, — пробормотала она.

Он пожал плечами.

— Если тебе так легче…

— Избавь меня от своего чертова высокомерия, — прошипела она. — Тут плакать хочется, а ты хладнокровно заявляешь мне, что тебе абсолютно безразлично.

— Чего ты хочешь, Фенхель? Чтобы я ползал перед тобой на коленях или чтобы сказал графу Рипонскому, что я не буду строить корабль, а буду считать горошины в стручке, потому что люблю девушку больше самого себя?

— Может быть, я хочу, чтобы тебе было хотя бы больно, — ответила она, пытаясь подавить рвущийся наружу комок в горле. — Не только мне одной.

— А кто сказал, что мне не больно?

Фенелла сдалась, вышла из-под козырька под дождь и позволила обнять себя. И только теперь девушка заметила, что он не стоит прямо, а щадит покалеченную ногу. Он погладил ее по спине, зарылся губами в волосы.

— Пойми меня. Если ты не сможешь, то однажды я сам себя понимать перестану.

— Все в порядке, — прохрипела она. — Я понимаю тебя лучше, чем мне бы хотелось. И мне действительно жаль, что я ударила тебя по лицу.

Он поцеловал ее в лоб.

— Можешь бить меня по лицу, пока держишь себя в руках и не выбиваешь мне зубы. Я же не говорю, что я достойный любви парень и тебе как-то нужно со мной справляться. Но ты не должна думать, что я не забочусь о тебе. Это несправедливо.

И, несмотря ни на что, Фенелла рассмеялась.

— Ага. Значит, это несправедливо и ты недостойный любви парень. И как же, прости, пожалуйста, ты обо мне заботишься?

— Я даю тебе лучшее, что у меня есть. — Он поднял голову и махнул рукой, указывая на улицу, ведущую прочь от порта. — Моего Сильвестра. За это я заслуживаю не побоев, а поцелуев.

Фенелла рассмеялась еще громче, поцеловала его в щеку и в следующий миг услышала стук подков. По улице на своей рыжей кобыле скакал Сильвестр, и поначалу из-за дождя показалось, что по обе стороны седла у него тяжелый багаж. Бурдюки с вином или мешки с зерном.

— Энтони! — крикнул он, и лицо его прояснилось, словно в этот дождливый омерзительный день ему в Портсмуте явился архангел Гавриил.

Теперь он подъехал достаточно близко, чтобы Фенелла увидела, что эти пакеты — вовсе не бурдюки с вином. Он попытался было спешиться, но привески помешали ему.

— Считай, что я тебя обнял, — заявил он, обращаясь к Энтони. — Судя по всему, я не могу спешиться.

— Ух ты! — удивленно воскликнул Энтони. Сразу два? — Затем он подошел к лошади сбоку и одарил Сильвестра улыбкой, которой улыбался только ему.

Сильвестр глубоко вздохнул.

— Мне тебя не хватало, Энтони.

— Мне тебя тоже, Сильвестр.

На несколько ударов сердца Сильвестр положил руку на черную копну волос Энтони, и Энтони стоял, не двигаясь. Потом поднял голову.

— Ты не представишь мне свое потомство? Кстати, я зол, что никто из вас мне об этом не написал.

— А как насчет тебя? — слегка упрекнул его Сильвестр. — Этот тип пишет мне целые страницы о сосновых шпангоутах и латинских парусах, но ни слова о том, с кем проводит дни и нет ли у него насморка.

— У меня не бывает насморка, — заявил Энтони. — А дни я провожу с сосновыми шпангоутами и латинскими парусами. А вот мой друг Сильвестр…

— Это не мои дети! — перебил его Сильвестр и покраснел. — Или мои. Теперь, судя по всему, да. Я не знаю.

Старший из двух, едва вышедший из грудничкового возраста, заплакал. Фенелла бросилась на помощь Сильвестру, отпихнула в сторону испуганного Энтони и сняла ребенка с лошади. У нее не было абсолютно никакого опыта в обращении с детьми, но малыш у нее на руках успокоился. Фенелла смотрела на него, размышляя, откуда она знает, что это девочка.

— Это Элизабет, — тихо произнес Сильвестр. — А ее братца, который, к счастью, спит, зовут Люк. Добрые христианские имена.

— Это дети Рейфа Хенли, да?

Сильвестр кивнул.

— Никто не хочет связываться с семьей еретика. Они оба остались бы в «Domus Dei».