Очевидно, не мы одни высоко оценили игру и внешность актрисы. Исполнение Мэрилин было отмечено прекрасными отзывами в печати, а также замечено Джозефом Манкевичем, известным режиссером и сценаристом. Он предложил Мэрилин небольшую, но важную комедийную роль начинающей актрисы мисс Кэсуэлл, по описанию Джорджа Сандерса, студентки «Школы драматического искусства в Копакабане», в фильме «Все о Еве». Манкевич позже рассказывал представителям прессы, что он сразу же почувствовал наивность и незащищенность в молодой актрисе, которые показались ему восхитительными. Благоразумие, которое он рассмотрел под ее миловидностью, укрепило его в решении, что она создана для этой роли.
По сценарию, злобная интриганка, молодая женщина (Энн Бэкстер), которая кажется добродушной и отзывчивой, появляется в жизни стареющей звезды Марго Ченнинг (Бетт Дэвис). Милой на первый взгляд инженю удается разрушить жизнь каждого, к кому она приближается, коварно прокладывая путь на вершину славы. К концу фильма «наивная» Мэрилин окончательно превращается в вероломную инженю. Звезда Мэрилин ярко засияла в этом фильме, и даже когда актриса находилась в окружении величайших звезд экрана, от нее было просто невозможно оторвать глаз. Во многом благодаря трудам Джонни Хайда Мэрилин Монро ступила на путь к мировой славе.
— В 1949 году произошло нечто ужасное, изменившее мою жизнь навсегда, — начала Мэрилин. — В то время Наташа готовила меня к роли в фильме «Асфальтовые джунгли», и мы работали над сценой, в которой я должна выглядеть счастливой и общительной. По сценарию, раздавался стук в дверь, и толпа мужчин, ворвавшись, начинала угрожать мне тюрьмой, если я не признаюсь, что солгала о чем-то там. Когда Наташа пришла ко мне для работы над ролью, я была так напугана, что не открыла ей дверь. Вероятно, я так вошла в роль, что решила, что внушающие ужас мужчины были реальными.
Сначала Наташа подумала, я просто играю. Но мой страх не проходил, и она испугалась, что у меня случился нервный срыв. Ей не оставалось ничего другого, как позвонить Джонни Хайду. Она обвинила его в излишнем давлении на меня и сказала, что, видимо, мои нервы не выдержали и я слышу голоса.
Джонни это не слишком взволновало, потому что я уже говорила ему о голосах. Но он хотел как-то помочь. В те времена, если у актера возникали какие-то психологические проблемы, первый человек, кому звонили со студии, был врач. Независимо от причин, физических или эмоциональных, назначались барбитураты. Они стали главным продуктом питания в мире кинопроизводства. Джонни считал, что они успокоят мою тревогу. В то время никто не знал о каком-либо побочном эффекте этих таблеток. В конце концов, Джуди Гарленд и многие другие известные актеры принимали их ежедневно. Так что Джонни попросил студийного врача выписать мне лекарство на постоянной основе. Мне нравилось их действие, потому что они значительно успокаивали меня и поднимали настроение. Я и не подозревала об ужасных проблемах, к которым они приведут меня позже.
Где-то в период с 1949 по 1950 год Джонни организовал для Мэрилин коррекцию небольшой выпуклости хряща на носу. Эта операция значительно улучшила ее внешний вид и привела к незначительному изменению ее лица, которое можно увидеть в фильмах, вышедших после 1950 года. Не считаясь с проблемами, связанными с состоянием своего собственного здоровья, Джонни продолжал работать над продвижением карьеры Мэрилин. В декабре 1950, находясь уже практически на смертном одре, он обсуждал условия семилетнего контракта Мэрилин с компанией «Двадцатый век Фокс».
— Это был единственный человек в моей жизни, который никогда меня не разочаровывал. Никто не был со мной таким милым и внимательным, как Джонни Хайд, — заметила Мэрилин и, прервав рассказ, повернула голову и спросила: — Почему я никогда не влюблялась в такого человека, как и он, доктор? Жизнь была бы намного легче! — К моему облегчению, она продолжила, не дожидаясь ответа: — Один из самых дорогих сердцу поступков он совершил вскоре после того, как я подписала с ним контракт, назначающий его моим агентом. Как обычно, я была на мели и опоздала с оплатой аренды в «Студио Клаб», жилом комплексе, который занимал целый квартал и вмещал более ста квартиранток. Вы, наверное, думаете, что у них всегда имелось место еще для одной. Но, видимо, им надоело продлевать для меня ежемесячно сроки оплаты. У меня было только пятнадцать долларов и долг за тридцать дней, о боже! Однажды я пришла домой и обнаружила, что все мои вещи, упакованные в чемоданы, выставили в коридор, а замок в двери поменяли. Спустив свой скарб на тротуар, я села на один из чемоданов и, опустив голову, как умирающий лебедь, безутешно плакала.