Мэрилин Монро. Страсть, рассказанная ею самой

Почти презрение, полное неприятие меня как актрисы. Я и без режиссера не была слишком уверена в своих силах, а после такого замечания и вовсе почти расклеилась. Хорошо, что меня на съемках опекала Наташа Лайтесс. Именно к ней я бросалась с каждым вопросом, ее, а не Преминджера спрашивала, верно ли сыграла эпизод.

Конечно, Преминджер бесился, только что не топал ногами.

Никто не похвалил меня за смелость при съемках трудных сцен на взбесившейся реке, никто не поддержал, когда болела нога, никто не помогал, если я вдруг забывала реплику. Напротив, кажется, все только и ждали, что я ошибусь, что-то перепутаю, сделаю плохо. Как же, красотка, Блондинка, глупая, как младенец, ни на что не способная!.. Только Наташа Лайтесс пыталась со мной что-то репетировать, хоть как-то проходить текст.

Преминджер не раз повторял, что меня избаловали вниманием, что я не способна дать то, чего ждут. Жестоко, потому что если я и была избалована вниманием, то вовсе не тем, какого ждала. Это было какое-то… злое внимание, ожидание промаха, неудачи, провала. Вместо помощи от режиссера я слышала только критику, конечно, на съемках помогал Митчем, но как-то снисходительно, отчего хотелось не прятаться за него, а, наоборот, блестяще сыграть свою роль, а это не получалось.

Я не такая дура, чтобы не понимать, что играю много хуже своих партнеров, не лучше Томми. Очень хотелось стать настоящей серьезной актрисой и доказать всем, что я могу играть и драматические роли. Однако следует признать, что лучше всего получились сцены в салуне, где я пою, пусть и тихим голоском, и демонстрирую свою фигуру перед ковбоями. Неужели это и есть мое амплуа – певичка салуна?!

Тогда я твердо верила, что это не так, что надо просто научиться, во всем следовать наставлениям Наташи Лайтесс, стараться, и все получится. Говорил же Михаил Чехов, что я способная…

С Наташей у Преминджера почти сразу начались скандалы. Я знаю, что ее звали черной вороной и терпеть не могли присутствия на площадке. Но когда она умудрилась посоветовать заниматься постановкой голоса и движения еще и Томми, Преминджер взъярился окончательно и потребовал, чтобы и духа ее не было рядом во время съемок! А уж к мальчику чтобы Наташа не приближалась и близко!

Тогда возмутилась я, потому что Лайтесс была единственной, кто давал мне хоть какие-то советы, как-то меня поддерживал. Я потребовала присутствия Наташи рядом со мной. Удалось добиться своего, зато все решили, что я капризная голливудская дура.

Знаете, нутром я понимала, что Наташа советует что-то не то, но не понимала, почему ее советы, верные в репетиционном зале, не срабатывают на съемочной площадке. Сейчас знаю, что она сценический репетитор, ее советы годятся для театральной сцены, там свои законы. В театре нет крупных планов или, наоборот, слишком общих.

Там роль создается по ходу действия и столько же живет, чтобы умереть, когда опустится занавес, и родиться в следующем спектакле снова. Но она не состоит из кусков, напротив, развивается по ходу спектакля.

В кино иначе, сцены снимаются отдельно не в той последовательности, в которой потом будут смонтированы, любой характер – это лоскутное одеяло, и нужно быть умелым мастером, чтобы не сфальшивить в каждом лоскуте, а еще чтобы все они оказались впору общему замыслу.

Я понятно объясняю?

В кино актеры до самого конца не знают, что же получится в результате. И когда почти финальные сцены снимаются прежде начальных, трудно переключаться с одной на другую. Мне было очень тяжело, но не только из-за этого.

Наташа учила меня четко произносить текст, активно артикулируя каждый слог, для театра это идеально, тем более у меня тихий голос. Как ты артикулируешь на сцене, видят только партнеры и в лучшем случае первый ряд партера, второй уже вряд ли. А вот когда съемка крупным планом, то все движения губ превращаются в нечто невообразимое.

Преминджер был вынужден практически отказаться от крупных планов со мной, ругаясь на чем свет стоит. Тогда я не понимала почему, считая, что он просто придирается и страстно желает сжить со света. Может, я напоминала ему первую жену – Марион Милл, с которой он с шумом развелся? Говорят, она была капризной голливудской красоткой, употребляла наркотики, но после развода уехала куда-то в Африку и теперь работает там в госпитале, помогая больным. Я бы так не смогла… Мне больных жалко, но посвятить всю жизнь работе в госпитале невозможно.

Но дело оказалось не в моей похожести, а в том, что я старательно артикулировала, что производило отвратительное впечатление, к тому же то и дело косила глазами на стоявшую в стороне Наташу, ища у нее поддержку. С Наташей у режиссера шла не просто война, а смертельная битва. Я понимала, что если позволю удалить Наташу со съемок, то проиграю все, и отстояла ее. Что ж, если студия не считается со мной, то пусть терпит мои выходки!