Мэрилин Монро. Жизнь в мире мужчин

Мэрилин стала по средам и пятницам посещать Актерскую студию, в которой преподавали по странной методике Страсберга. А заодно посещать галереи абстрактной живописи и менять, перекраивать свой здоровый вкус с задатками интеллектуалки на дегенеративный манер.

Режиссер Билли Уайлдер, узнав о новом увлечении Мэрилин Монро, заявил:

– Какой бред! У Страсберга обучение актерскому мастерству заключается в том, чтобы во что бы то ни стало изуродовать себя, несомненно, по образу и подобию учителя, и тем самым актер перестал стыдиться за тех, кто его окружает. А главное правило этой школы, на мой взгляд, сводится к следующему: когда в комнате стоит с полдюжины стульев, надо садиться на пол.

Газетчики, скорые на сенсации, писали, что «Мэрилин, попав в вертеп Ли Страсберга, упала со своего заслуженного трона мировой кинозвезды».

Ли не был хорошим психологом, он лишь подавлял волю учеников настолько, что они, пребывая в состоянии подавленности и покорности, готовы были выкладывать о себе самые гнусные подробности, только бы угодить «мастеру равви». Мэрилин попав в некогда привычное состояние униженной девочки, призналась Страсбергу, что работала девушкой по вызову. Естественно, подобная информация, так долго хранимая ей от чужих глаз и ушей, стала достоянием общественности…

Невозможно не привести следующую цитату из книги Э. Саммерса «Богиня», чтобы понять, через какую «учебу» прошла Мэрилин в Нью-Йорке: «В Актерской студии вообще женщину презирали. Их интересовал мужчина, которого учили девичьим повадкам. От актеров-мужчин добивались игры в искусственной и двусмысленной манере. От них требовали, чтобы они выражали свои чувства судорогами, истерией, присущими женщинам. Неподвижные позы, выражающие тревогу, уклончивые взгляды и нерешительные жесты, капризы, неожиданная странная дрожь, всякие загадочные пустячки – таким виделся мужчина Актерской студии. Для этих безнадежно провинциальных учителей актриса-женщина была просто ничем, ей позволяли только играть роли недотеп, существ инфантильных, глупых baby-doll, сосущих большой палец, ожидая в гамаке или на чердаке проезжего насильника, боязливых и подчиняющихся грубой силе. Эти слюнтяйки, девочки в переходном возрасте с сальными волосами и морщинистым лбом – антизвезда, вот тип, соответствовавший идеалам Актерской студии. И Мэрилин Монро великодушно согласилась быть пропущенной через такую мельницу».

С Израилем Страсбергом, 1953 г.

Она снова стала никем. Она снова была одна. Но перерождалась ли она или прозябала в пустоте? Ощущала ли она свою профпригодность в этом гнусном «вертепе», как говорили одни, или же, как искренне считали другие, в «святая святых американского актерского мастерства»? Здесь ее считали ничтожеством, ведь она не понимала большую часть того, что говорит этот Ли; по словам другой ученицы студии, «проблема Мэрилин состояла в том, что она так боялась, что у нее ничего не получится, что становилась скованной, и поэтому все считали ее тупой».

А ведь буквально перед своим опрометчивым скатыванием в «вертеп» Ли Страсберга, Мэрилин Монро несколько недель брала уроки актерского мастерства у Трумен Кольер, вплоть до самой кончины этой великой актрисы.

Кольер на протяжении нескольких лет занималась только тем, что готовила американских актеров. Познакомившись и позанимавшись с Монро, она дала свою оценку:

– О да, в ней что-то есть. Она красивое дитя. Но я не могу назвать ее актрисой, во всяком случае в традиционном смысле слова. То, чем она владеет, – эта аура, это свечение, этот трепетный ум – может так и не проявиться на сцене. Все это так хрупко и трудноуловимо, что может быть ухвачено только камерой. Это – как колибри в полете: только камера в состоянии запечатлеть поэзию этого. Тот, кто полагает, что эта девушка просто вторая Харлоу или шлюха, или что там еще, – просто безумец. Я надеюсь и молю Бога, чтобы она прожила как можно дольше, чтобы раскрепостить странный чудный талант, который ищет выхода в ней, подобно заточенному в темницу духу…

Ли Страсберг и Аль Пачино в фильме «Крестный отец»

* * *

Ли и Паула Страсберг охотно привечали беглую Монро в своем доме. Вскоре шумный и многолюдный еврейский дом Страсбергов стал для нее более близким, чем дом супругов Гринов в Коннектикуте. Во время побега из Голливуда к Монро вернулась самая важная составляющая ее натуры – ощущение сиротства, чему активно поспособствовали все эти «благодетели», ворвавшиеся в ее жизнь и желающие таскать «злотые яйца из-под золотой курицы».

Паула Страсберг за короткий срок в буквальном смысле превратилась в ту, кем была для Монро Наташа Лайтес; Паула присутствовала и на съемочной площадке, и в личной жизни Монро. Две еврейские кумушки действовали по одному и тому же сценарию, по одной тонко просчитанной схеме и, можно сказать, что Пауле и ее семейству досталось то, что могло перепасть Лайтес.