Жил в седом тумане моря дух страдания. Звали духа Тутитамон.
По утрам ложился спать, а ночью песни пел печальные.
От чего печалился, не знал и сам он. Ну, а если песни петь печальные Тутитамону надоедало, он слезами обливался, в отчаянии рыдал, и все ему казалось мало. Все же плакать беспрестанно было тоже очень тяжко.
И тогда он грустно хныкал, подвывал слегка, бедняжка.
Жил в лучах рассветных, розовых дух надежды и мечтаний. Имя духа – Тутитамон, просто так, без притязаний. Ночью спал в своих покоях, по утрам, лишь солнце встанет, становился беспокойным от надежды и мечтаний.
То надеется часами, то мечтает без предела, чередуя по порядку это все, для пользы дела. А когда мечты, надежды все ж ему надоедали, превращался Тутитамон в духа скорби и печали.
Глава 15
Древние треки времён Гесиода называли Меркурий «?t?????» (Стилбон, Блестящий).
Сим Красповиц сидел за своим столом как царь на троне, только не в венце, но явно с думой на лице. Он что-то писал в блокноте. В его огромной руке изысканная перьевая ручка смотрелась тонкой былинкой. Магда поздоровалась.
– Извините, что отрываю, Сим Савович, – любезно заговорила она.
– Проходите, проходите... – Сим приподнялся со своего трона и слегка поклонился, указывая на кресло перед столом. Магда уютно расположилась в кресле, мило улыбаясь своей странной улыбкой.
– К сожалению, еще не успел прочитать, – извинительно вымолвил Сим.
Магда расстроилась. «Почему же? Мне казалось, что все получится, – думала она. – Неужели как всегда, а потом будет не тот формат, попробуйте в какое-нибудь другое место, я занят».
– Я понимаю, что вы очень занятой человек, – проговорила Магда. – Я могу зайти в любой другой день, который вы мне определите, – с этими словами она приподнялась с кресла, собираясь расшаркаться, дабы не быть назойливой и не навредить делу.
– Вы уже уходите? – с удивлением спросил Красповиц.
– Не хочу отвлекать.
– А вы и не отвлекаете, я хотел кое-что у вас спросить.
Магда опять погрузилась в кресло, выдерживая паузу и не задавая никаких вопросов.
– Вы литератор, Магда?
– Нет, а почему вы спрашиваете?
Красповиц как-то замялся.
– Почему-то мне это пришло в голову.
– Я профессиональный читатель, Сим Савович.
– А ваша странная подруга, она кто?
– Она дизайнер.
Красповиц удивленно посмотрел на Магду.
– Занимается интерьерами, – продолжила Магда.
– Пишет романы о конце света, а в перерывах занимается украшением гостиных?
– Можно, наверное, и так сказать.
– И она сама никак не могла принести мне свой труд?
– Я этого не говорила, Сим Савович, я говорила, что она его бы вам неправильно поднесла.
– Как это неправильно? Пришла бы на руках, а ногами рукопись держала?
Магда улыбнулась. Она чувствовала какое-то недоверие Красповица, какой-то он был другой, нежели в прошлую их встречу. В чем было дело, она понять не могла, но это ее расстраивало. Сим как-то чересчур внимательно ее рассматривал. От этих взглядов Магде было неуютно.
– Что вы, Магда, сегодня мне ничего не рассказываете, не объясняете, не просвещаете?
Магде показалось, что этот вопрос был задан Симом с ехидством.
– О чем вам рассказать Сим Савович? – грустно спросила она.
– О юродивых.
– А что вам хочется о них узнать?
– Все.
– Вы знакомы с Кириллом Владимировичем?
– Нет, а кто это?
– Мой бывший муж.
Красповиц с любопытством смотрел на Магду.
– Ваш бывший муж был юродивым?
– Нет, он написал диссертацию по «Житиям юродивых».
– Что вы говорите, значит, я попал в точку?
– Сейчас это уже не имеет ко мне отношения.
– А ваша подруга?
– Она всегда любила слушать эти истории.
– Какие?
– Я много ей рассказывала, так как в свое время собирала материалы.
– Вы же говорили, что вы не литератор?
– А что, только литераторы собирают материалы?
– Нет, конечно.
Магда понимала, что они с Симом погружаются в пучину бессмысленных рассуждений, она не могла уловить, к чему клонит Красповиц, и почему-то от этого непонимания растеклась у нее внутри грусть. Так бывает у маленьких детей, когда они перестают верить в Деда Мороза. «Не складывается у меня доверительный разговор и, наверное, ничего вообще не получится, к чему все эти переливания из пустого в порожнее», – думала она. На грани отчаяния и ненависти к своему бессилию Магда вдруг начала свой монолог.