Мерлин

Не думаю, что я был способен добиться успеха, хотя тогда полагал иначе, потому что считал, что люди должны слышать доводы разума. С тех пор я убедился, что это совсем не так. Неразумные люди, когда им угрожают, становятся еще более неразумными. Правда — всегда угроза для лжеца.

Мятежные короли не стремились к примирению; они бы не раскаялись в содеянном и не дали бы заключить устойчивый мир, а в желании простить усмотрели бы проявление слабости!

Да, была бы война, много достойных людей погибло бы, но Горлас, возможно, остался бы жив.

Какая ирония! Тот, кто стремился сохранить верность Верховному королю, пострадал из-за измены других! Однако Горлас, как любой человек, избрал собственный путь; никто насильно не вкладывал меч в его руку.

Да, мысли мои сбивчивы и путаны, как события той ночи. Попробую привести их в порядок. Скажу так.

Мы с Игерной дожидались Пеллеаса в пещере. Горлас заметил исчезновение дочери, затем мое, в гневе поднял дружину и бросился из крепости в погоню. Спутники не поспевали за ним. Он увидел свет на холме и ринулся туда. Думая, что настиг меня, он выхватил меч. На самом деле он столкнулся с двумя часовыми Утера. Мечи скрестились. Горлас пал, прежде чем подоспела его дружина.

Так все было. Бесславная история, ибо нет ничего хорошего в убийстве, Смерть Горласа никому не принесла чести.

Когда заря обагрила черное небо на востоке, появился Пеллеас. Вода уже подступала к нашим коленям, мы крепко держались друг за друга и тряслись от холода. Мы с Игерной взобрались в лодку. Пеллеас, моля простить его за промедление, взялся за весла и погреб прочь от скал.

От холода никто из нас не мог говорить. План, казавшийся ночью таким великолепным, поблек в свете тусклого дня. Я злился на себя за ту роль, которую в нем сыграл, и все же... все же...

В пору межвременья, когда все в мире ждет обновления, в жертву за жизнь иной раз приносится жизнь.

Когда подошли мы, спутники Горласа и воины Утера еще толпились на холме, пристыжено молча в свете дня. Сам Утер только-только подоспел и как раз отдавал приказ, чтобы тело отнесли назад в крепость. В первый миг ни он не увидел Игерны, ни она — его. Она видела лишь тело отца, лежащее на вереске лицом вверх.

Странно, но она, казалось, ничуть не удивилась: не вскрикнула, не завыла, просто встала на колени и рукой убрала волосы с его лба. Потом поправила его плащ, прикрыв страшную рану на боку. Не было ни звука, только ветер шуршал среди вереска и утесника, да где-то в вышине одинокий жаворонок славил наступающий день.

Когда в следующее мгновение Игерна встала, в глазах ее не было слез. Она, прямо глядя на Утера, обошла мертвое тело и встала рядом с любимым. Утер обнял ее за плечи и притянул к себе. Вместе они повернулись и пошли с холма в лагерь Верховного короля. Ни он, ни она за все время не проронили ни слова.

Утер не вернулся в Каер Уинтан, но занял крепость и на все лето остался в Тинтагиле — этой мощной крепости, из которой он мог приглядывать за мятежными королями.

Потрясенные смертью Горласа, они раскаялись и в конце концов приняли условия Утера: заплатили пеню за свои злодеяния и отдали в заложники лучших воинов, которых Верховный король немедля включил в дружину.

Во мне он больше не нуждался. Более того, я снова стал ему обузой: пошли слухи, будто он с самого начала замыслил убить Горласа и отправил меня с этим в крепость. Чтобы не возбуждать толков, я вернулся в Инис Аваллах. Говорят, Горласа похоронили, а Утер с Игерной поженились в один и тот же день.

Впрочем, чего только не говорят.

Я даже слышал, будто Игерна была женой Горласа — вообразите! — и что я волшебством придал Утеру сходство с Горласом и отвел его прямо к ее ложу. Или что я дал Игерне колдовского снадобья, так что она приняла Утера за Аврелия, своего мужа, восставшего из мертвых. А то и вовсе, будто Аврелий вправду пришел из Иного Мира, чтобы возлечь с ней.

Во что только люди ни верят!

Глава 14

Если б не ребенок, я постарался бы никогда больше не видеть Утера. Даже когда стало ясно, что ехать придется, возникло препятствие.

Мы с Пеллеасом только что вернулись в Инис Аваллах из поездки по самым дальним и убогим селениям королевства, где люди прямо рассказывают о своих горестях и обидах. Я сразу отправил Пеллеаса в Ллионесс, узнать, что творится там и насколько усилилось влияние Морганы. Менее всего мне хотелось ехать в Тинтагиль одному.

Тем не менее чудовищный замысел Утера надо было во что бы то ни стало предупредить, и никто, кроме меня, не мог этого сделать. Никто больше не знал о нем, а мне он открылся в видении.

Целый день мы с Харитой и Аваллахом катались верхом и рыбачили, потом поужинали похлебкой с хлебом, и я, устав, задремал в кресле у очага. Меня разбудил звук — почудилось, что во дворе залаяла собака. Я зашевелился и открыл глаза. Дрова в очаге прогорели, и в тлеющих углях я различил новорожденного мальчика. Кто-то, держащий его за пятку, поднес стальное острие к нежному розовому тельцу. Рядом стояла перепуганная женщина, закрыв белыми руками лицо.