Мой взгляд упал на длинный сверток, я взял его и развязал. Глазам моим предстала рукоять меча. Бережно, но торопливо я снял промасленную кожу и вскоре уже держал в руке длинное, сверкающее лезвие, легкое и быстрое, как сама мысль, клинок мечты, выкованный для божества, прекрасный, хладный, смертоносный.
— Это отцовский? — спросил я, смотря, как свет, словно вода, дрожит на дивном клинке.
Она села на корточки и слегка мотнула головой.
— Нет, Аваллаха, вернее, предназначался ему.
— И что?
Мама протянула руку к мечу.
— То было трудное время. Он болел... его рана... он отверг мой подарок, усмотрев в нем насмешку. — Она тронула клинок. — Но я все равно его сохранила, наверно, думала, что найду ему применение. Он все-таки очень ценный.
Я поднял меч и несколько раз резко рубанул воздух.
— Может быть, его время еще не настало.
Я сказал это просто так, потому что пришло в голову, но Харита серьезно кивнула:
— Да, конечно, поэтому я его и сохранила.
Эфес составляли сплетенные змеиные тела, а завершали их головы с изумрудами и рубинами вместо глаз. Прямо под золотой рукоятью был выгравирован девиз.
— Что тут написано? — спросил я.
Харита положила меч на ладони.
— Тут говорится «Возьми меня», — отвечала она и перевернула меч: — А здесь «Отбрось меня».
Странный девиз для царского меча. Что заставило ее выбрать эти слова? Не почувствовала ли она смутно ту роль, которую мечу предстояло сыграть в страшном и славном рождении нашей нации?
— Что ты с ним будешь делать? — спросил я.
— А что, по-твоему, надо?
— Таким мечом можно завоевать королевство.
— Так возьми его, сын, и завоюй. — Она встала передо мной на колени и протянула меч.
Я потянулся было к рукояти, но что-то меня остановило. В следующее мгновение я сказал:
— Нет, нет, он предназначен не мне. Во всяком случае, пока. Может быть, когда-нибудь мне потребуется такое оружие.
Харита не стала ничего спрашивать.
— Он будет тебя ждать. — И она вновь принялась укутывать меч.
Мне хотелось остановить ее, прицепить красавец-клинок себе на пояс, ощутить в ладони его приятную тяжесть. Однако время еще не приспело. Я знал это и потому молчал.
Глава 12
Итак, я снова оказался в седле — на сей раз на пути в Ллионесс. Впрочем, до отъезда я выкроил несколько деньков, чтобы погостить в Каеркеме у дедушки Эльфина. Сказать, что мне там обрадовались, значит не сказать ничего. Все просто обезумели от радости. Ронвен осталась такой же красавицей, какой я ее помнил. Она суетилась вокруг меня и беспрерывно кормила все то время, когда мы с Эльфином и Киаллом не сидели за чаркой.
Естественно, разговор зашел о том, что всех беспокоило. Здесь, как и везде, были недовольны, что Максим провозгласил себя императором и уплыл с войсками в Галлию. И ничего хорошего не ждали.
После того как чара с пивом прошла по кругу четыре или пять раз, Киалл подытожил общее мнение:
— Мне он по сердцу — я готов сразиться с любым, кто скажет иначе. Но... — он подался вперед, — опрометчиво было забирать с собой все британское воинство. Уж больно на многое он замахнулся. Впрочем, он всегда был хват.
— Ничего доброго из этого не выйдет, — согласился Турл, сын Киалла (теперь один из воевод Эльфина). — Крови прольется море, и чего ради? Чтобы Максим смог надеть лавровый венок? — Он громко фыркнул. — Ради пригоршни листьев?
— Они проходили здесь по пути в Лондон, — пояснил Эльфин. — Император звал меня с собой. — Эльфин с сожалением улыбнулся, и я догадался, как много значило для него это предложение. — Я не мог...
— Ты не говоришь по-латыни! — хохотнул Киалл. — Воображаю тебя в тоге — да как бы ты там ужился!
— Нет, — рассмеялся Эльфин, — не ужился бы.
Подошла Ронвен и подлила пива.
— Мой супруг чересчур скромен. Из него вышел бы прекрасный наместник. — Она наклонилась и поцеловала его в макушку. — А император — еще лучше.
— По крайней мере, я бы не поплыл искать неприятностей на чужой стороне. Почему бы не устроить столицу прямо здесь? — Эльфин раскинул руки, словно хотел обнять всю свою землю. — Представьте себе! Британский император, и весь остров — его столица! Вот с кем пришлось бы считаться!
— Верно, — согласился Киалл, — Максим сделал большую ошибку.
— Тогда он заплатит своей жизнью, — прорычал Турл — плоть от плоти своего отца.
— А мы — своей, — промолвил Эльфин. — То-то и грустно. Платить будут невинные — наши дети и внуки.
Разговор принял печальный оборот, и Ронвен поспешила сменить тему.
— Как тебе жилось средь Обитателей холмов, Мирддин?
— Они на самом деле едят своих детей? — спросил Турл.
— Не говори глупостей, сын, — укорил его отец и тут же добавил: — Но, я слышал, они умеют превращать железо в золото.
— Они мастерски обрабатывают золото, — сказал я, — но своих детей ценят много выше, выше даже собственной жизни. Дети — воистину единственное их сокровище.