Мерлин

— Да, Утер, — отвечал я. — Медвежья шкура.

Он с любопытством взглянул на меня, но приказал, чтобы свежесодранную шкуру свернули и приторочили к моему седлу. Когда все было закончено, подошел конюх с лошадью для кормилицы. Она села в седло, я протянул ей ребенка и, взяв ее лошадь за повод, провел вместе со своей в ворота и затем по узкой дамбе. Из-за стены на нас смотрели несколько жителей каера, но никто ничего не сказал и никто за нами не следовал.

Когда наконец наступило утро, окрасив пурпуром и золотом облака и заснеженные вершины на востоке, мы уже выезжали из лощины в голые холмы за Тинтагилем. Над нами в морозном воздухе с криком вились чайки.

Мне не хотелось ехать зимой по морю, но надо было как можно скорее попасть в Дивед. Дорога — не место для новорожденного, а зимой даже самые заядлые путешественники сидят по домам. Значит, предстояло пересечь Хабренский залив, как бы это меня ни огорчало. Зимнее море унесло множество жизней, и большинство лодочников в это время года отказывались даже говорить о поездке.

Однако всегда найдется человек, готовый за деньги рискнуть здоровьем и жизнью. В итоге мы без труда отыскали лодку. Тем не менее пришлось ждать четыре дня, пока улеглось волнение.

Все это время меня терзала тревога. Но если кто и заметил наш отъезд, мы о том не ведали: в дороге мы никого не встретили, да и лодочник не проявил к нам интереса. Сговорившись о цене, он ни о чем больше не спрашивал, а молча и сноровисто занимался своим делом.

Если он и подумал о нас, то, без сомнения, счел женщину моей женой, а Пеллеаса — слугой. Я по возможности укреплял это впечатление, хлопоча вокруг кормилицы и ребенка и заботясь об их удобствах. Бедная женщина недавно потеряла мужа — его конь оступился на опасной Тинтагильской дамбе — и сына, который сгорел от лихорадки всего несколько дней назад. Сперва она показалась мне старухой, но я ошибся.

По мере того как текли дни, горе и заботы отходили на задний план, и к ней мало-помалу возвращалась природная красота. Она все чаще улыбалась, держа ребенка, благодарила меня и Пеллеаса за мелкие услуги. Энид (так ее звали) с удовольствием кормила дитя и прижимала к себе с поистине материнской любовью. Думаю, близость беспомощного младенца постепенно исцеляла ее душевные раны.

Наконец ветер утих, и мы сели в лодку. Было холодно, промозглая сырость пробирала до костей, ветер налетал порывами и жалил кожу. Однако волны не разгулялись, так что мы благополучно добрались до противоположного берега. Я заплатил лодочнику вдвое против обещанного, чем несказанно его обрадовал.

Преодолев Хабренский залив, мы вскоре въехали во владения Теодрига, и в первую ночь нашли кров в маленьком прибрежном аббатстве Ллантейло, которое выстроил прославленный епископ Тейло. Назавтра очень похолодало, однако высокое безоблачное небо искрилось и сияло. В этот день мы проехали остаток пути до Каер Мирддина.

В это время года солнце садится рано. Уже смеркалось, и первые звездочки затеплились на небе, когда мы достигли крепости Теодрига. Ярмарочный город стоял печальным напоминанием об ушедшей эпохе.

Мы проехали через развалины и начали подниматься на холм по дороге, ведущей к каеру. В неподвижном ночном воздухе плыл серебристый дым от множества очагов, и, подъехав ближе, мы различили запах жарящегося мяса. Нас, разумеется, увидели издалека, и в воротах нас встретил молодой человек с редкой каштановой бородкой.

— Здравствуйте, друзья, — сказал он, преграждая путь. — Что привело вас в дом Теодрига холодной зимней ночью?

— Здравствуй, Меуриг, — отвечал я, ибо это был старший сын Теодрига. Прочий люд толпился вокруг, разглядывая нас с вежливым, хоть и неприкрытым любопытством. — Вижу, ты стал совсем взрослый.

Услышав свое имя, Меуриг подошел ближе.

— Я к вашим услугам, сударь. Откуда вы меня знаете?

— Как же мне не знать сына моего друга, короля Теодрига?

Он склонил голову на бок. Думаю, его сбили с толку мои спутники — женщина и младенец. Однако кто-то из зрителей узнал меня и шепнул:

— Эмрис приехал!

Меуриг услышал имя, вскинул голову, взялся за мою уздечку и сказал:

— Прости меня, лорд Эмрис. Я не ведал, что это ты…

Я отмахнулся от его извинений.

— Ничего, ничего. Однако теперь позволь нам пройти — темно и ребенок замерзнет.

— Конечно, сударь.

Мы спешились, и он знаком показал, чтобы забрали коней. Кто-то сбегал в дом сообщить о нашем приезде, потому что в дверях по ту сторону двора нас встречал уже сам Теодриг.

— Твой сын вырос настоящим молодцом, — сказал я Теодригу после того, как передал Энид и младенца попечениям женщин, а мы с Пеллеасом устроились возле очага с чарками подогретого ароматного вина. — Я помню его совсем маленьким.

— Да, он возмужал. — Теодриг улыбнулся, мои слова пришлись ему по душе. — Он в прошлом году женился, в начале весны сам должен стать отцом. — Он неожиданно рассмеялся. — А я и не слыхал, что ты тоже обзавелся супругой.

— Увы, у меня на это не было времени.

— Так я и думал. Ну, расскажи, что важного случилось на Острове Могущественного?

— О смерти Горласа ты слышал, — сказал я.