Мерлин

Вот такие мысли навеяла мне арфа. Вероятно, музыка была для меня составляющей красоты, которая уже тогда ассоциировалась у меня с Ганиедой. Как ни мало мы были знакомы, она стала частью меня, вошла в мои мысли и сердце.

Знала ли это ты, Ганиеда? Чувствовала ли, как я?

Глава одиннадцатая

Пендаран Гледдиврудд — король деметов и силуров в Диведе — ослабел от старости, жилы под пергаментной кожей одрябли, но глаза смотрели все так же зорко и ясно, а ум сохранял цепкость и быстроту. Под конец жизни он стал на удивление прост, подобно многим другим, с которых годы смыли все наносное.

Через день-два после того, как я побывал у Давида, мы с мамой вернулись с прогулки и застали Пендарана на его излюбленном месте у очага. Он кочергой ворошил сгоревшие поленья, разбивая их на угольки.

— А! Мирддин, сынок. Все остальные с тобой вдоволь наговорились. Теперь мой черед. Иди сюда.

Мама извинилась и ушла, а я уселся в кресло напротив старика.

— События мчатся во весь опор, а, Мирддин? Но так было всегда.

— Да, — согласился я. — Ты много чего успел перевидать в жизни.

Гледдиврудд означает Алый Меч, и я гадал, чем он заслужил такое прозвище.

— Больше многих. — Он подмигнул и снова помешал уголья.

— Что ты думаешь о Максиме и его императорстве? — спросил я. Мне было любопытно услышать его мнение.

— Ба! — скривился он. — И зачем его туда потянуло?

— Может быть, он думает, что сумеет добиться для нас мира, позаботиться о наших нуждах.

Пендаран мотнул лысой головой.

— Мира! И потому он забирает легионы и плывет в Галлию? Зачем ему это, я тебя спрашиваю? — Он вздохнул. — Сказать? Из тщеславия, сынок. Наш император Максим — человек тщеславный, падкий на лесть.

— Он — великий воин.

— Не верь, когда тебе это говорят! Настоящий воин сидел бы дома и берег свое добро, а не совался к соседям. С кем он там будет воевать? С саксами? Как бы не так! Он вцепится в глотку Грациану. — Старик ехидно хохотнул. — Этого нам недоставало — чтобы два надутых павлина выклевывали друг другу глаза, покуда морские волки будут резать нас, словно овец в овчарне.

— Если он добьется мира в Галлии, то вернется с новыми войсками и положит конец разбою.

— Ха! — Пендаран даже расхохотался. — Какое там! Он раздавит этого недомерка Грациана и двинется на Рим. Попомни мои слова, Мирддин, больше мы Максима не увидим. Ты хоть раз слышал, чтобы кто-нибудь вернулся из Рима? Кто за море попал, тот пропал. Жаль только, что он забрал с собой наших лучших воинов. — Он печально покачал головой, словно отец, жалеющий заблудшего сына. — Да, жалость, большая жалость, — продолжал он. — Глупое тщеславие! И себя погубит, и нас! Глупец.

Старик Алый Меч на удивление точно разобрался в происходящем. За долгие годы он научился не обманываться внешней стороной дела и политическими маневрами. Более того, он показал мне, что я слишком верил в идеализм властолюбца.

— Но ты-то, Мирддин, как возмужал. Жаль, Салаха нет. Он бы хотел на тебя взглянуть.

— Где же твой младший сын?

— Принимает сан. Спасибо, Давид пособил. Сейчас он в Галлии, учится. — Старик вздохнул. — Священнику надо столько всего изучить — он там уже давно.

Я никогда не видел Салаха, хотя и слыхал о нем. Он был с моим отцом в день его гибели.

— Ты, наверное, им гордишься? Это здорово — быть священником.

— Горжусь, — подтвердил он. — Король и священник в одной семье! Нам повезло. — Он обратил ясный взор на меня. — А ты, Мирддин? Кем ты станешь?

Я улыбнулся и покачал головой.

— Кто может знать, дедушка?

Мое обращение ему понравилось. Он улыбнулся и похлопал меня по руке.

— Ладно, ладно, успеешь еще решить. Времени хоть отбавляй. — Он резко встал. — Пойду-ка сосну. — И он вышел.

Я проводил его взглядом, гадая, почему последний вопрос так выбил меня из колеи. И мне пришло в голову, что надо скорее повидаться с Блезом.

События, как сказал Пендаран, неслись во весь опор. Покуда я дремал в своем полом холме, мир продолжал вращаться, и дела людские не стояли на месте: совершались набеги, провозгласили нового императора, забрали войска, оставили без защитников крепости, заселили земли новыми племенами… Теперь я вновь оказался в самой гуще, и что-то от меня требовалось, хоть я и не знал, что.

Не исключено, что Блез поможет найти ответ. В любом случае я не видел его четыре года и очень соскучился — не только по Блезу, но и по Эльфину и Ронвен, Киаллу и прочим обитателям Каеркема. Конечно, я и раньше о них думал, но сейчас потребность видеть их вдруг сделалась нестерпимой.

Увы, у меня не оставалось иного выбора, кроме как дожидаться, пока сойдет снег.

Прошел месяц, за ним еще один. Вместе с Гвендолау и другими я охотился или скакал по холмам в окрестностях Маридуна. Дни были короткими, зато оставались долгие вечера для бесед или игры в шахматы у очага. А когда вернулось мастерство, я снова начал петь. Нет нужды говорить, что в покоях, где некогда пел отец, были рады моим песням и сказкам. Мы отдыхали, набираясь сил на будущий год. Я старался умерить свой пыл и не сетовать на бездействие, а наслаждаться тишиной и покоем.