В ту длинную ночь мы не знали, где он. Мы понимали его чувства, да, мы уважали их и по молчаливому сговору решили поступить так, как он скажет. Если у нас и был предводитель, то только Лестат. Приближался рассвет, и нам пришлось разойтись по убежищам. Мы разделяли общее мнение, что в людской толпе отныне прятаться не удастся.
На следующий вечер, после захода солнца, Лестат вернулся в дом на Рю-Рояль.
Меррик спустилась вниз, чтобы получить еще одно письмо со специальным курьером – письмо, которого я опасался.
Лестат появился в передней гостиной как раз перед ее возвращением.
Вид у него был взъерошенный и злой, он расхаживал, громко топая, словно разгневанный архангел, разыскивающий потерянный меч.
– Прошу, возьми себя в руки, – твердо сказал я.
Он метнул на меня сердитый взгляд, потом опустился на стул и, бешено вращая глазами, принялся ждать Меррик.
Наконец она появилась с распечатанным конвертом и листом пергамента в руке. Выражение ее лица я могу описать лишь как удивленное. Она посмотрела сначала на меня, потом на остальных и снова взглянула на меня.
Дав знак Лестату оставаться на месте, я терпеливо смотрел, как она усаживается на парчовой софе рядом с Луи. Я невольно заметил, что он даже не попытался заглянуть в письмо через ее плечо, а просто ждал, хотя волновался не меньше меня.
– Все это очень необычно, – запинаясь, начала Меррик. – Никогда не думала, что старшины могут занять такую позицию. Раньше никто в нашем ордене не выражался так определенно. Я знакома с научными данными, я знакома с наблюдением, я читала бесконечные отчеты о призраках, ведьмовстве и вампирах, да, даже о вампирах. Но я до сих пор не сталкивалась ни с чем подобным.
Она развернула единственный лист и с застывшим выражением лица прочла вслух:
Лестат тихо рассмеялся.
– Что они думают о тебе, chе'rie, – хмыкнул он, – раз велят нам передать тебя им? Ты что, драгоценный камень? Надо же, а ведь эти старые писаки, оказывается, еще и женоненавистники. Лично я никогда не был таким зверем.
– А что еще там говорится? – быстро спросил я. – Ты ведь не все прочла.
Меррик как будто очнулась от оцепенения и снова взглянула на письмо.
Только тогда с лица Лестата исчезло выражение гнева и презрения. Он стал тихим и задумчивым, и это навевало грустные мысли.
– Очень любопытное письмо, – сказал он, приподнимая брови. – Очень любопытное... Весьма.
Меррик надолго замолкла, а тем временем Луи принялся расспрашивать о возрасте старшин, о их характерах, достоинствах и недостатках. Однако об этом я ровным счетом ничего не знал. Кажется, мне удалось убедить его в том, что ни один служитель ордена не знает, кто является старшинами. Были времена, когда с ними не было вообще никакой связи. Однако они всегда правили орденом. Таламаска всегда, с первых дней своего существования, отличалась авторитарностью. О таинственном прошлом ордена его члены, в том числе и те, кто провел в стенах его многочисленных Обителей практически всю жизнь, знали очень мало.
– Неужели вы не понимаете, что произошло? – заговорила наконец Меррик. – Замыслив всю эту интригу, я будто швырнула перчатку старшинам.
– Не ты одна, дорогая, – поспешил заметить я.