– Нет, это одно и то же, дружище, – упорствовал я. – Я видел ее повсюду, а после того, как к нам явился призрак Клодии, Меррик призналась мне, что те мои видения были частью колдовства. Я ведь тебе рассказывал, Луи. Я рассказывал о ее маленьком алтаре, устроенном в номере гостиницы, о том, как она раздобыла мой носовой платок с каплями крови, промокнув им пот с моего лба. Луи, не будь наивным.
– Ты наговариваешь на нее, – как можно мягче возразил он, – и я не принимаю твоих слов. Я вижу ее совсем другой. Я думаю о ней и хочу ее. Я хочу женщину, которую видел в той комнате. Что теперь ты скажешь? Что Меррик не красива? Что она лишена врожденной сладости? Что Меррик не одна-единственная из тысяч смертных, которую я могу полюбить?
– Луи, ты доверяешь самому себе в ее присутствии? – спросил я.
– Да, доверяю, – серьезно ответил он. – Ты полагаешь, я мог бы ей навредить?
– Я полагал, что ты давным-давно узнал значение слова «желание».
– Мое желание – быть с ней рядом, Дэвид. Быть поблизости от нее. Обсуждать с ней увиденное. Я... – Он замолчал на полуслове и крепко зажмурился. – Эта потребность в ней просто невыносима. Она прячется в том огромном доме, куда я не могу подобраться, не повредив Таламаске и не нарушив ту хрупкую тайну, от которой зависит все наше существование.
– Слава Богу, у тебя хватает на это здравомыслия, – с чувством сказал я. – Уверяю, все это колдовские чары, и, если ты способен за себя отвечать в ее присутствии, тогда, как только она покинет Оук-Хейвен, мы отправимся к ней вместе и потребуем ответа! Мы потребуем правды. Мы потребуем, чтобы она призналась, действительно ли во всем этом ничего нет, кроме колдовства.
– Ничего, – повторил он презрительно, – ничего, как ты говоришь,
– Нет, это не так. Ну, скажем, к примеру, что ты прав, что колдовство тут ни при чем, что в тебе говорит только душевный порыв, так хочу ли я, чтобы она еще больше тебя полюбила? Нет, решительно нет. Мы с тобой дали клятву ничем не навредить этой женщине, не разрушить ее крепкий смертный мир нашими желаниями! Сдержи свою клятву, если ты любишь ее так сильно, Луи, – это и будет наилучшим проявлением любви. Иными словами, оставь ее в покое.
– Я не могу это сделать, – прошептал он, покачав головой. – Она заслуживает правды и должна знать то, что говорит мне сердце. Ничего из этого никогда не выйдет, но она должна знать, что я ей предан, что она вытеснила из моей души горе, которое могло бы меня уничтожить. Впрочем, оно властно надо мной и до сих пор.
– Это невыносимо, – сказал я, злясь на Меррик. – Предлагаю навестить Оук-Хейвен. Но ты должен впредь меня во всем слушаться. Если удастся, я попытаюсь приблизиться к окну и разбудить ее. Лучше всего это сделать перед самым рассветом, когда она останется одна на первом этаже. Возможно, мне даже удастся войти внутрь. Еще недавно я счел бы такой шаг подлым. Но помни, что ты должен во всем слушаться меня.
Луи кивнул.
– Я хочу быть рядом с ней, но сначала мне нужно насытиться. Нельзя, чтобы при нашем с ней свидании меня мучила жажда. Пойдем со мной на охоту. А потом, глубокой ночью, мы приблизимся к Обители.
Очень скоро мы нашли себе по жертве.
В час или в два ночи мы подошли к Оук-Хейвен. Как я и надеялся, дом был погружен во мрак. Все спали. Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы окинуть взглядом библиотеку.
Меррик там не было. Не было и привычной бутылки рома со стаканом. А когда я прошелся по верхним галереям, ступая как можно тише, то не обнаружил Меррик и в ее спальне.
Я вернулся к Луи, поджидавшему меня среди густо растущих дубов.
– В Обители ее нет. Похоже, мы ошиблись в расчетах. Должно быть, она у себя дома. Ждет, наверное, когда ее колдовство возымеет действие.
– Ты не можешь и дальше презирать ее за это, – огрызнулся Луи. – Дэвид, ради всего святого позволь мне одному пойти к ней.
– Даже не надейся, – ответил я.
Мы двинулись по направлению к городу.
– Ты не можешь явиться к ней, преисполненный такого презрения, – сказал Луи. – Позволь мне поговорить с ней. Ты не можешь мне помешать. У тебя нет права.
– Нет, я буду присутствовать при вашем разговоре, – холодно ответил я, не собираясь сдавать свои позиции.
Едва мы подошли к старому дому в Новом Орлеане, я сразу понял, что Меррик у себя.
Приказав Луи обождать, я обошел ее владения, точно так, как делал это несколько ночей тому назад, желая убедиться, что смотритель отослан. Так оно и оказалось. Я вернулся к Луи и сказал, что мы можем войти.
Не стоило и сомневаться, что Меррик в спальне. Гостиная ничего для нее не значила. Она любила только комнату Большой Нанэнн.
– Я хочу пойти один, – заявил Луи. – Можешь подождать меня здесь, если угодно.