Бармен, казалось, не очень-то этого хотел.
– Позовите, – сказал Мерсье, – позовите, друг мой, если вас просят. Подайте негромкий сигнал, который он узнает из тысячи и расслышит посреди самой сильной бури. Или чуть кивните головой, так, чтобы было заметно ему одному и чтобы он примчался на этот кивок наперекор любым природным катаклизмам.
Но тот, кого Мерсье называл господином Голлом, был уже рядом с ними.
– Имею ли я честь говорить с владельцем этого заведения? – сказал Камье.
– Если вам нужен управляющий, – сказал управляющий, – то я управляющий.
– Мне сказали, что кончился плутр, – сказал Мерсье. – Хорошо же вы управляете, а еще управляющий. Что у вас с зубами? И это вы называете «гемютлих»?
Управляющий словно бы задумался. Он не любил скандалов. Кончики его седых висячих усов, казалось, вот-вот сойдутся вместе. Бармен смотрел на него. Мерсье с изумлением рассматривал редкие седые волосики, тонкие, как у младенца, которые, покорствуя прискорбному кокетству, были с самого затылка тщательно зачесаны вперед. Он еще никогда не видел господина Голла таким, а всегда только улыбчивым и сияющим.
– Ну, полно, – сказал Мерсье, – не будем к этому возвращаться. В конце концов, вполне простительное упущение.
– Нет ли у вас номера, – сказал Камье, – где бы мой друг мог минутку отдохнуть. Он смертельно устал. – Он придвинулся к управляющему и сказал ему что-то на ухо.
– Его мать? – сказал управляющий.
– Моя мать? – сказал Мерсье. – Она умерла, ведьма, как только произвела меня на свет. Не смела глянуть мне в лицо. Что на тебя нашло? – сказал он Камье. – Почему ты не можешь оставить в покое мою семью?
– Номер-то у меня найдется, – сказал управляющий, – только…
– Просто чтобы мой друг мог минутку передохнуть, – сказал Камье. – Он на ногах не держится.
– Давай, старый зануда, – сказал Мерсье, – ты же не можешь отказать мне в этой просьбе.
– Вам это, разумеется, будет стоить как сутки, – сказал управляющий.
– На каком-нибудь из верхних этажей, если можно, – сказал Мерсье, – чтобы при случае я мог, ничего не боясь, выброситься из окна.
– Вы останетесь при нем? – сказал управляющий.
– Разумеется, – сказал Камье. – Пришлите нам в номер что-нибудь подкрепиться. Впрочем, не исключено, что мы заночуем.
– Вряд ли, – сказал Мерсье.
– Патрик! – вскричал управляющий. – Где Патрик? – сказал он бармену.
– Болен, – сказал бармен.
– Как болен? – сказал управляющий. – Я видел его вчера вечером. И мне даже кажется, он мелькнул здесь вот только что.
– Болен, – сказал бармен. – Говорят даже, что он недолго протянет.
– Какая досада, – сказал управляющий. – Что там с ним случилось?
– Не знаю, – сказал бармен.
– А почему мне не сообщили? – сказал управляющий.
– Наверно, думали, что вы в курсе, – сказал бармен.
– А кто сказал, что это так опасно? – сказал управляющий.
– Такой прошел слух, – сказал бармен.
– А где он? – сказал управляющий. – Дома или…
– Да отвяжитесь вы с вашим Патриком, – сказал Мерсье. – Вы меня добить хотите?
– Отведи этих господ наверх, – сказал управляющий. – Возьми у них заказ и живо возвращайся.
– В пятый? – сказал бармен.
– Или в седьмой, – сказал управляющий. – Как будет удобнее господам.
Он посмотрел им вслед. Налил себе и залпом выпил.
– А, здравствуйте, господин Грейвз, – сказал он. – Что вам подать?
– Странные типы, – сказал господин Грейвз.
– Ничего, – сказал управляющий, – я привык.
– А где это вы привыкли? – сказал господин Грейвз низким жирным голосом начинающего пасторального патриарха. – Не с нами же, полагаю.
– Где я привык? – сказал управляющий. Он закрыл глаза, чтобы лучше видеть то, что вопреки всему было по-прежнему дорого его сердцу. – У моих хозяев, – сказал он.
– Счастлив это слышать, – сказал господин Грейвз. – Всего вам наилучшего.
– До скорого свидания, господин Грейвз, – сказал управляющий.
Его усталый взгляд блуждал по залу, где снималось с места почтенное мужичье. Господин Грейвз подал сигнал к отправке, и они незамедлительно последовали столь весомому примеру.
– Всё, господин Гэст, – сказал бармен.
Господин Гэст не сразу ответил, он был целиком поглощен сценой, которая перед его распахнутыми глазами постепенно заволакивалась дымкой, и на эту дымку все с большей четкостью наплывала маленькая площадь, средневековая и серая, по которой с трудом шагали, увязая в глубоком снегу, укутанные до бровей безмолвные фигуры.
– Они взяли два номера, – сказал бармен.
Господин Гэст обернулся.
– Заказали бутылку виски, – сказал бармен.
– Из еды ничего? – сказал господин Гэст.
– Ничего, – сказал бармен.
– Заплатили? – сказал господин Гэст.
– Да, – сказал бармен.
– Это все, что меня интересует, – сказал господин Гэст.
– Говорили всякую чушь, – сказал бармен. – Особенно долговязый с бородой. Толстячок еще куда ни шло.
– Не обращай внимания, – сказал господин Гэст.