Мерседес из Кастилии. Красный корсар.

Офицеры, служившие под его началом, оказались куда более деятельными. Уайлдеру удалось оттеснить назад наиболее ретивых матросов, и, понимая, что медлить нельзя, его помощники поспешно устремились в пустое пространство, которое очистилось между дерущимися. Однако этот первый успех таил серьезную опасность: полагая, что дух мятежа уже усмирен, наш смельчак решил воспользоваться удачей и схватил одного из главных зачинщиков: немедленно двадцать человек бросилось на выручку, и пленника буквально вырвали из его рук.

Положение нового лейтенанта становилось довольно плачевным.

В толпе раздавались злобные голоса.

— Кто это смеет командовать на борту «Дельфина»! Откуда он взялся и как попал сюда? — кричал один.

— А ну-ка, — подхватил другой, — спросите его, где бристольский купец, которого он должен был завлечь в наши сети! Чего ради мы без толку болтались на якоре в Ньюпорте и даром потеряли время?

Ответом был общий ропот, и уже по одному этому было ясно, что неизвестного офицера ожидала здесь такая же судьба, как и в предыдущем плавании. Обе партии единодушно выступили против его вмешательства, на его голову со всех сторон сыпались оскорбления и недвусмысленные угрозы.

Нимало не страшась опасности, наш герой отвечал на колкости презрительной улыбкой, предлагая оскорбителям выступить вперед и ответить за свои слова, померившись с ним силой.

— Вы только послушайте! — кричали в толпе. — Он разговаривает с нами, как королевский таможенник с контрабандистами!

— Пока он на «Дельфине», нам не видать удачи!

— В воду его! За борт чужого! В воду! — послышались голоса, и многие поспешили показать, что готовы привести свою угрозу в исполнение.

Но в это мгновение из толпы стремительно выскочили два матроса и, словно разъяренные львы, кинулись между Уайлдером и его врагами. Первый из них грудью встретил наступавших матросов и сокрушительным ударом сбил с ног бывшего Нептуна, который повалился, как тряпичная кукла; второй не замедлил последовать примеру товарища. Толпа отступила, ошеломленная расколом в своих рядах, а Фид — это был он — между тем размахивал огромными кулаками, тяжелыми, как пушечные ядра, и в бешенстве вопил:

— Ах вы, собаки! Прочь! Неужели вы подло накинетесь все на одного, да еще на офицера!

— Назад! — крикнул Уайлдер, бросаясь между своими защитниками и врагами. — Назад, говорю! Я сам справлюсь с мятежными негодяями.

— За борт его! За борт их всех, — ревели матросы, — и его холуев вместе с ним!

— Неужели вы смолчите и допустите, чтобы на ваших глазах совершилось убийство? — воскликнула миссии Уиллис, выбежав из своего убежища и с горячностью схватив за руку Корсара.

Он вздрогнул, как человек, внезапно пробудившийся от сна, и пристально взглянул ей прямо в глаза.

— Глядите! — продолжала она, указывая на толпу, бушевавшую внизу, где каждую секунду готова была пролиться кровь. — Глядите, они убивают вашего офицера, и ему неоткуда ждать помощи!

Мраморная неподвижность, которую столь долго хранили черты Корсара, исчезла. Он с одного взгляда постиг смысл происходящего, и вся кровь бросилась ему в лицо. Схватившись за веревку, свисавшую с рея над его головой, он оттолкнулся и легко перелетел с юта в самую гущу мятежной толпы. Противники отскочили друг от друга, и внезапная тишина сменила дикий рев, который еще минуту назад способен был заглушить могучий шум водопада.

Корсар заговорил, подкрепляя каждое слово резким, надменным движением руки; в тоне его не было заметно перемены: только голос звучал глуше и более угрожающе, чем обычно. Однако каждый звук этого негромкого голоса отчетливо доносился до самых дальних рядов.

— Итак, бунт! — сказал он, и в этих словах презрение странно смешивалось с иронией. — Открытый, жестокий, кровавый бунт! Видно, вам жизнь надоела? Кто желает получить урок в назидание прочим? Если есть такой, то ему достаточно только пошевелить рукой или двинуть пальцем. Пусть скажет лишь слово, поглядит мне прямо в глаза, посмеет хоть рот раскрыть…

Он остановился, и столь глубоко и необоримо умел он подчинять людей своей воле, что в этой толпе свирепых и разъяренных головорезов не нашлось ни одного смельчака, который бы рискнул бросить ему вызов. Солдаты и матросы стояли неподвижно, укрощенные и покорные, как нашкодившие дети, понимающие, что им не уйти от наказания. Видя, что никто не решается вымолвить слово или хотя бы встретить его твердый горящий взгляд, Корсар продолжал тем же низким, повелительным голосом:

— Хорошо. Кажется, вы образумились; и счастье ваше, что вы взялись за ум. Убирайтесь отсюда, слышите? Своим присутствием вы оскверняете шканцы!

Ближайшие к нему матросы сделали шаг назад.

— Поставьте ружья в козлы. Когда понадобится, я прикажу пустить их в ход. А те наглецы, что без приказания схватились за пики, пусть берегутся, как бы не обжечь пальцы!

С дюжину древков одновременно грохнулось о палубу.

— Где барабанщик? Пусть подойдет!

Вперед с раболепным видом выступило дрожащее от страха существо, которому, видно, лишь инстинкт отчаяния помог отыскать его инструмент.