"Мерседес" на тротуаре (СИ)

Лида заходит в комнату облаченная только в черные джинсики и, размахивая сумочкой, заявляет:

— А вот и я!

— Лидочка, дорогая, ты ничего не перепутала. В прихожей снимают только верхнюю одежду. — Я почти сожалею, что не смог, как положено джентльмену, помочь даме снять шубу. По рассеянности, что ли, гостья оставила на вешалке так же блузку и лифчик.

— Я что-то сделала не так? Мне показалось, что у нас сегодня новая игра… — Только женщина может сделать такой вывод из простой цепочки случайных совпадений. — Кстати, у меня вот что есть! — Лидочка эффектным жестом водружает на стол свою сумочку. Темные соски при этом игриво подпрыгивают. Длинные, ловкие пальцы на мгновенье зависают над застежкой сумки и извлекают из ее бездонного чрева две бутылочки темного пива «Вена». — Есть предложение вскрыть пару вен!

По-моему, она только что вернулась с практических занятий из сумасшедшего дома.

— Я сейчас. Только за открывашкой схожу. — В прихожей на зеркале аккуратно сложены: лифчик и складочка к складочке — блузка. Джинсовая курточка на плечиках висит на вешалке. И это называется: внезапные эмоциональные порывы? Возвращаюсь с открывашкой, лифчиком и блузкой.

— Это, — кладу на стол октрывашку. — для пива, а это, — помахиваю тряпками, — для тебя.

— Может быть, не надо? — Я чувствую. Как Лида внутренне морщится, наблюдая мое небрежное отношение к предметам ее туалета. Она жуткая аккуратистка и страшная чистюля. Не могу сказать, что это сочетание качеств мне неприятно, но существовать в одном пространстве с женщиной ее типа более одного дня я не в состоянии. Отчетливо понимаю, что проблема не в ней. Проблема во мне и в том, что свои правила жизни она приносит с собой как некий стандарт действий, обязательный для исполнения всеми. А я сторонник свободы вероисповедания. И потому, никогда на ней не женюсь и сейчас помогу одеться.

— Отчего же, не надо? Позвольте поухаживать. — Без всяких фривольностей застегиваю лифчик. С блузкой, обиженная гостья справляется сама. Почему-то именно сейчас мне приходит в голову, что со всеми моими холостяцкими штучками пора заканчивать. В том числе и с Лидой. Нам бывало неплохо. И даже очень. Но пора признать честно: она не моя женщина, а я не ее мужчина. Хватит морочить голову будущему гению отечественной психоаналитики.

— Отличное пиво. — Стараюсь сгладить возникшую напряженность.

— Ничего. — С деланным равнодушием реагирует Лидочка. Вдруг ее глаза загораются неподдельным интересом. — А откуда у тебя эта оптика? — Она указывает элегантным, холеным пальчиком на, приватизированный мною, подфарник.

— Да, так. Сувенир на память. — Не буду же я ей объяснять, что украл этот предмет у бандитов. И так с экзотикой сегодня явный перебор.

Лидочка, забыв недавнюю обиду, бросается к блестящей стекляшке.

— Андрюша, миленький, подари? А? Я, когда разбогатею, куплю себе Мерседес. А запчасть уже будет. Представляешь. — Она как ребенок крутит подфарник в руках, поглаживает его поверхность ладошкой. Интересно: психологи все такие?

— Бери, конечно. — Я не рассчитываю разбогатеть. Провинциальным журналистам Мерседесы не по карману. К тому же: почему бы ни подарить чужую вещь женщине отправленной в отставку? Что мне жалко, что ли?

— Ой, спасибо. Какой, ты все-таки милашка. — Лидочка прячет подфарник в сумочку и небрежно чмокает меня в губы.

Компьютер и диплом отменила Лидочка, все остальное — я. Через пару часов общения с телевизором мы понимаем, что вечер испорчен, инцидент исчерпан, пора расставаться надолго. Возможно навсегда.

— Ну, я пошла? — Лида еще ждет традиционное в таких случаях: «Куда. На ночь глядя. Не пущу». Но до ночи далеко. Мои Casio Twincept, подарок брата, золотистыми стрелками прилипли к 7.55. У меня нет ни повода, ни желания задерживать гостью далее.

Лида уже натянула блестящие высокие сапоги, когда в дверь позвонили.

— Так бы сразу и сказал, что ждешь другую. — Блестящая реакция. Мгновенное просветление. Момент истины в бесконечности лжи. Как только она догадалась. Впрочем, чего еще ждать от женщины, испорченной Фрейдом. В смысле: изучением его трудов, конечно. Я, в отличии от ревнивой Лидочки, не так убежден, что за дверью притаилась прекрасная незнакомка. Бежать на кухню за топором кажется глупо и нелепо. Но и пускать в квартиру кого попало — вовсе не хочется.

— Кто там? — Когда же я, наконец соберусь и поставлю дверной глазок. Глазок — не роскошь, а средство безопасности.

— Это, мы, я тут, это… — Жду: чего «это он тут». — Почтальон мы.

Ага. Он почтальон, а я идиот. Видел ли я хотя бы одного почтальона после шести вечера. Признаюсь честно: нет. Детский лепет о ночном почтальоне меня не разжалобит. Пусть придумают что-нибудь поумнее.

— Что вы хотите? — С деланным интересом задаю вопрос «почтальону», но к замку даже не прикасаюсь.

— Мы, я это, тут. — За дверью долго совещаются. Видимо решают: сразу мне сказать, чего они хотят, или подождать пока я открою дверь. — Это телеграмма. — Облегченно выдыхает «почтальон».

— Андрей, возьми телеграмму, не мучай человека. — Вступается за несчастного связиста Лидочка.