"Мерседес" на тротуаре (СИ)

— Похоже. — Соглашается Лешка. — Надо рвать отсюда. — Рвать-громко сказано. Живо представляю себе, как он «рвет» на костылях в легком спортивном костюмчике. Бандиты же не знают, что это паралимпийский забег и в нем участвуют только инвалиды. Но выскочить из машины мы все равно не успеваем. Гитлер настегает нас еще раз. Тяжелый джип вышибает Volkswagen из сугроба и устраивается на нашем месте.

На тропинке между гаражами вижу Катины огромные глаза. Быстро цепляю на физиономию американскую улыбку. Но выходит, видно, не совсем то, потому что из серых глаз вываливаются две здоровенные слезинки.

— Поехали! Потом будете умиляться друг другом! Тем более, что она тебя не видит. — Лешка пихает меня костылем в плечо. Он прав: сквозь тонированные стекла нас в салоне не разглядеть.

Через минуту немецко-японский тандем снова демонстрируем чудеса слалома на городских улицах. Впереди мы на Фольксвагене с подбитой правой фарой. Немного сзади японский самурай без левой дверки, с мятым боком, забитый горячими бандитскими головами и холодным сибирским снегом.

Два поворота на красный свет и мы на Гвардейской. Здесь нас ждут. Не думаю, что Кусков рассчитывал на нашу порядочность, только знакомая «шестерка» выезжает нам навстречу следом за серебристым «BMW». Кусков сразу признает в искуроченной машине автомобиль из своей конюшни.

Мы пролетаем на встречных курсах. Сзади раздается визг тормозов и почти одновременно начинает пищать сотовый.

— Гони! — Лешка снимает трубку. — Але, центральная!.. Претензии не по адресу. Узнаете Land Cruiser? Вот эта гоп компания и испортила ваше великолепное авто. Все претензии к фюреру. Отбой.

— Куда ехать? — У меня ни одной более ли менее здравой идеи в голове нет.

— Прямо. — Хорошая мысль. Главное, идеально разрешает все проблемы. Я жму на газ. Никогда не думал, что в городе столько машин. Стояли бы себе зимой в гараже. Нет, обязательно нужно среди бела дня вылезти в центр города и раскатывать на своих драндулетах! И, главное, там, где я решил оживить свои водительские навыки. Не так уж часто я сажусь за руль: могли бы и переждать часок-другой.

Черт меня дернул свернуть вправо, на Коммунистическую. Ведь знаю, что на улица с таким названием не может привести ни к чему хорошему. Я не гляжу вперед. Все внимание на зеркало заднего вида. А в нем ничего обнадеживающего не заметно: преследователи дружно повторяют мой маневр.

— Осторожно! — Лешкин крик заставляет меня нажать на тормоз и резко крутануть руль. Удар я еще чувствую. Теряя сознание, вижу вспышку. Все. Чернота.

31 декабря

Выплываю из тумана, как Стенька Разин на простор речной волны. Голова просто раскалывается. Белый потолок повис над зрачками и мягко перетекает во что-то, такое же белое вокруг моих глаз. Пахнет хвоей и чем-то вкусным. Наверное это похороны. А, может быть, я уже в Раю?

— Ну, наконец-то! — голос мне знаком. Это не архангел Гавриил и не святой Петр. Это Лешка. Пытаюсь поглядеть в сторону голоса, но ничего не получается. — Чего косишься, как лошадь на шпоры?

— Где?.. — закончить вопрос логичным «я», не хватает сил.

— В больнице, где же еще. — С Лехой можно разговаривать молча. В том смысле, что мне не нужно говорить, он сам задаст подходящий вопрос и сам же на него ответит. — Кстати, можешь гордиться: ты не просто в больнице, а в бывшей моей палате. На бывшем моем месте. Чувствуешь как холодно? Теперь это фамильная койка Петровых.

— Запах? — Я не утруждаю себя длинными фразами. Хочу понять: почему пахнет хвоей?

— Это не запах, братец, это елка. Новый Год на носу. Через десять часов будем встречать 1999-ый!

— Катя? — Ну, наконец, я научил свой язык приличным манерам. Толстый и распухший, он как ленивый, кастрированный кот, с трудом переваливается за потрескавшимися губами.

— Екатерина Владимировна сейчас придет. Успокойся. И вообще: все замечательно. Если не считать твоей помятой черепушки. — По голосу брата слышу, что он рад моему возвращению. Значит, я попал в серьезную переделку. — Врачи обещают дней через десять привести тебя в приличный вид. Глядишь, на старый Новый год соберемся все вместе за одним семейным столом. Как раньше. Помнишь?

— Ага. — Я с сожалением думаю, что как раньше не очень-то получиться. Раньше на Новый год мы получали и дарили подарки. Сейчас, благодаря моим сыскным подвигам, на праздники я вышел с нулевым показателем в кошельке. Я лишен самого большого удовольствия в жизни-удовольствия дарить подарки. Впрочем, не я один. У Лехи вряд ли финансовое положение намного лучше.

— Знаешь, я тут подумал, и решил, что ты был бы не прочь сделать Екатерине Владимировне подарок к Новому году. — Наконец белый, однообразный фон разрывается цветной картинкой: слева наезжает Лешкина хитрая розовощекая физиономия, потом рука с чем-то блестящим. — Как считаешь: не слишком пижонски? — Между большим и указательным пальцами у брата зажато колечко. Тонкая подковка из бриллиантиков, а внутри сочный, красный рубин.

— Нет. Хорошо. — Интересно: откуда у бедного программиста деньги на такие побрякушки?