Из полуразрушенного окопа показались две головы: ефрейтора и обер-лейтенанта, которых потревожил выстрел.
— Халло! Стреляйте в него, это перебежчик! Это изменник! — заорал Дернберг.
Оба посмотрели на человека без головного убора, идущего во весь рост по ничейной земле, потом на эсэсовского офицера и не спеша подошли ближе.
Штурмбанфюрер подбежал к ним и закричал:
— Стреляйте же наконец!
Ефрейтор снял с плеча карабин.
— А почему, собственно, нужно в него стрелять? — спросил обер-лейтенант. — Почему вы просто не позовете его назад?
— Грапентин! Вернись! — крикнул Дернберг. — Вернись, тебе говорят!
Грапентин остановился и обернулся. До него было не более двадцати шагов.
Тогда эсэсовец вырвал из рук ефрейтора Мюнхофа карабин и, вскинув его к плечу, выстрелил.
Капитан вздрогнул, словно его слегка ударили в грудь.
Штурмбанфюрер отвел затвор и, выбросив стреляную гильзу из ствола, послал в него новый патрон.
В этот момент обер-лейтенант Генгенбах толкнул эсэсовца под руку: выстрел пришелся в воздух. Мюнхоф выхватил у Дернберга карабин и быстро побежал к своей ячейке.
Грапентин, собрав последние силы, сделал несколько шагов. Вот он упал на колени, пополз на четвереньках и свалился на землю…
Англичане, видимо испугавшись возможной атаки на их позиции, внезапно открыли огонь. Узкая полоска ничейной земли вмиг превратилась в сущий ад.
— Обер-лейтенант Генгенбах, вы хотели помочь дезертиру перебежать на сторону противника и помешали мне выполнить свой служебный долг! — Выкрикнув эти слова, Дернберг бросился в укрытие, оставив Генгенбаха в недоумении относительно того, откуда этот незнакомый эсэсовский офицер знает его фамилию.
А на ничейной земле мучился капитан Хассо фон Грапентин. Пуля, задев позвоночник, вызвала паралич нижней части тела. Однако никто не мог подойти к капитану и подобрать его: мешал ураганный огонь противника.
Генгенбах отчетливо видел капитана в свой бинокль. Несколько раз он брал в руки карабин ефрейтора Мюнхофа, прицеливался в корчившегося от боли капитана, но снова клал карабин на бруствер окопа, хотя ему достаточно было только пошевелить пальцем, чтобы прекратить страдания несчастного.
«Что подумает обо мне этот молодой солдат? — мелькнула у него мысль. — Он и так едва жив от страха!»
Когда совсем стемнело, Генгенбах но-пластунски подполз к начальнику штаба полка, хотя огонь противника еще не прекратился.
Капитан смотрел на него своими большими светло-голубыми глазами. Он был мертв.
В убежище Альтдерфера, когда Дернберг вошел туда, находился лейтенант Тиль, пришедший получить новый приказ.
— Прошу прощения, капитан, мне необходимо поговорить с вами с глазу на глаз… — Штурмбанфюрер бросил беглый взгляд на Тиля и кивнул в его сторону так, будто не знал его и, уж конечно, никогда не пил с ним шампанское в Париже.
— Можете говорить спокойно, штурмбанфюрер, — сказал Альтдерфер, чувствуя, что от этой беседы с глазу на глаз ничего хорошего быть не может.
Дернберг пожал плечами:
— Немедленно сообщите подполковнику Мойзелю, что его начальник штаба убит при попытке перебежать на сторону противника. Он принимал участие в подготовке покушения на фюрера.
«Такое возможно, — подумал Альтдерфер. — Но, быть может, не так уж плохо, если Грапентин убран с моего пути». И спросил:
— А где он сейчас… находится?
— На ничейной земле, перед огневой позицией шестой батареи.
— Об этом кто-нибудь знает?
— Да, ваш обер-лейтенант Генгенбах. К слову, он пытался оказать помощь изменнику.
Альтдерфер сразу же сообразил, что будет уместно сейчас что-нибудь приписать Генгенбаху, поэтому сказал:
— За ним такое замечается уже не первый раз. На Восточном фронте у него из батареи к русским перебежал один артиллерист, который, как позже выяснилось, оказался коммунистом.
— Я был другом вашего брата Виланда, — сказал он.
«Этого еще не хватало!» — мелькнуло у Альтдерфера. Он спросил:
— А как ваша фамилия?
— Дернберг. Курт Дернберг.
Альтдерфер задумался, потом сказал!
— Да, партайгеноссе Дернберг! Я вспомнил, вспомнил… У нас с вами была общая заинтересованность в одном процессе. — Альтдерфер вспомнил, как год назад он излил всю свою ненависть на обер-лейтенанта Хельгерта. Теперь он удачно отделался от нелюбимого им Грапентина. А тут судьба вручает ему в руки оружие против Генгенбаха, само присутствие которого невольно напоминает ему о Хельгерте, как, например, вид Рорбека неприятно напоминает о Мартине, с которой он так опростоволосился. Вот подходящий случай избавиться от Генгенбаха, пока этого не сделали за него агенты СД.
«Грапентин говорил мне, что выступает за устранение фюрера, — думал в это время Тиль. — А сейчас Грапентина самого устранили его же коллеги по заговору, с которыми он был связан одной веревочкой. Грапентин заставил меня следить за Альтдерфером, видимо, по приказанию вот этого самого штурмбанфюрера, которого я до этого видел однажды в гражданском костюме, да еще беззаботно смеющимся. Значит, петля, накинутая на мою шею, постепенно затягивается. А Генгенбаху сейчас грозят крупные неприятности…»