Мерси, камарад!

В садиках дозревали первые зелено-коричневые фиги, висевшие наподобие груш. Черные юркие стрижи с грустными глазами-бусинками ловко выклевывали из ягод вкусные зерна. Ветки вишневых деревьев ломились от ягод. Персики были уже золотистыми, спелыми. А оранжевые абрикосы и того спелее.

Ганс свернул машину с шоссе и въехал на маленький зеленый островок, заросший туями и кипарисами, спускавшимися к самому берегу моря…

Мартина лежала в его объятиях.

— Как хорошо… — проговорила она, играя прядью своих волос. — Если бы так до самого конца войны, Ганс, и чтобы все время вместе.

«Да, это было бы прекрасно, — думал Рорбек. — Но провидение в лице англичан и американцев может накрыть нас. А на Востоке? Если события там будут развиваться так же и дальше, дела наши плохи». Лицо Мартины стало вдруг серьезным, словно она отгадала его мысли. «Сегодня мы с ней встречаемся в третий раз. Она дорога мне… Она достойна любви, чувства мои к ней серьезны. Нас свело не легкомыслие, не желание наверстать упущенное…»

— Ах, Мартина… — Рорбек посмотрел на небо. Солнце стояло в зените. Какие-то букашки на длинных лапках ползали по платанам, поднимались в воздух.

Маяк не действовал, уставившись своим безжизненным глазом на море. На поверхности его не было видно ни одной рыбацкой лодки — сплошные заминированные заграждения, несущие смерть каждому, кто их коснется.

Все время вместе… Перед ними темные ворота, через которые нужно пройти… А была ли возможность миновать эти ворота? Теоретически — да! Но сделать это нелегко, об этом даже подумать трудно. Поднять руки вверх перед противником? Бросить оружие? А присяга, а честь?

Сделать что-нибудь против войны? Против тех, кто ее хотел, — вот настоящие ворота, через которые можно попасть в будущее. А разве это не так?

— Ганс, не надо думать ни о чем. Сегодня светит солнце, мы вместе, этот день принадлежит только нам.

Какие приятные у нее губы! И как она ему верит! Как хорошо было бы вот так заснуть и ни о чем не думать!..

— Ганс!

Это слово прозвучало как выстрел.

— Посмотри, Ганс! — испуганно произнесла Мартина.

Ганс открыл глаза и увидел перед собой белые листки бумаги. В углу красный штемпель. Рорбек прочитал гриф: «Совершенно секретно!»

Краска отлила от лица Мартины.

Рорбек вполголоса читал: «1200-й тяжелый артиллерийский дивизион РГК… Данные о расположении огневых позиций артиллерии… Первая батарея: координаты… Координаты запасных позиций… Координаты передового НИ, расположенного в районе второго батальона такого-то пехотного полка…» И дальше цифры, цифры, цифры. Номера укрытий, точки наводок.

Мартина испуганно смотрела на Ганса.

«Совершенно секретно!» Черт возьми, такие документы! Это тебе не переговорная таблица, эти бумаги важнее даже шифра и планов огня, которые попадают русским и англичанам в руки при каждом новом отступлении.

Ганс еще раз взглянул на дату документа: «21 мая 1944 года». Это были самые свежие, совершенно секретные данные.

— Как эти бумаги попали к тебе?

— Они были в письме.

— В письме твоего брата?!

— Да, в письме, Ганс.

— И что же он пишет сам?

— Абсолютно ничего. Ни строчки.

— Ни строчки? — Ганс взял в руки все листочки и начал перечитывать их слово в слово. — Действительно. От него ни слова. В чем тут дело?

Мартина недоуменно пожала плечами.

— Ведь этими бумагами он тебя губит!

— Меня? Меня губит брат? Чепуха!

Ганс снова занялся разглядыванием секретных документов.

— Это оригиналы. Первый экземпляр. Печать и подпись командира дивизиона майора Пфайлера. На конверте штемпель от двадцать восьмого мая, а сегодня тридцать первое. За это время в штабе уже давно могли спохватиться и начать разыскивать эти документы. В каждой части еженедельно проводится проверка секретных документов. А разве твой брат имеет доступ к секретным бумагам?

— Он работает в штабе, потому что еще не совсем оправился от ранения.

— А где он сейчас служит?

— Где-то на побережье Атлантики или же пролива.

— Это тысяча четыреста километров по воздуху.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Хочу сказать, что эти бумаги как можно скорее необходимо отправить обратно.

— А если там их уже хватились?

— Тогда все пропало!

— Это какая-то страшная ошибка, недоразумение…

— Ошибка? Да это сразу же будут рассматривать как измену родине. Тем более что речь идет о части, находящейся на переднем крае, — сказал Рорбек, а про себя подумал: «Стоит только наступить счастливой минуте, как несчастье тут как тут, оно находит тебя за тысячу километров». — Удивляюсь, как такое письмо могла пропустить военная цензура?!

— А если она его уже читала?