«Текст сообщения, переданный BBC 5 июня в 21 час 15 минут, означает (по достоверным данным) следующее: «Начиная с 00 часов 6 июня в течение 48 часов ожидается вторжение на материк».
Содержание этой телеграммы не было доведено до командования 7-й армии и до командира 34-го армейского корпуса с его четырьмя дивизиями и пятью отдельными частями, которые располагались непосредственно на побережье Кальвадоса.
Командующий войсками «Запад» фон Рундштедт решил не доводить приказ о боевой тревоге до всех частей, расположенных от Голландии до Испании. Он, как это уже было не раз, счел сообщение не больше чем провокационной «уткой».
Часы на церковной башне города Уистреам пробили двенадцать раз, возвестив тем самым начало нового дня — 6 июня 1944 года.
Так начался тысяча четыреста пятьдесят третий день гитлеровской оккупации Франции.
Майор Пфайлер не мог утверждать, что часы, пробившие полночь, разбудили его, так как он вовсе еще и не засыпал. Он живо представил себе, как звук колоколов на соборе равномерно плывет над белыми песчаными пляжами, над инженерными заграждениями, над смертоносными минными полями и фугасами, закопанными в землю. До начала июня в полосе обороны 7-й армии было установлено миллион мин, и это являлось лишь десятой частью запланированного, не считая других инженерных заграждений. В открытом море также были установлены минные поля.
Восточнее Уистреама, неподалеку от Кабура, находился головной транспортный эшелон 711-й пехотной дивизии. А кругом тянулись заливные луга с пасущимися на них пестро-рыжими коровами.
Пфайлер вскочил с постели и начал быстро одеваться. Эта проклятая история с Баумертом не давала ему покоя. Кроме пистолета, он ничего с собой не взял: все его вещи на месте, а также фотографии и письма… Лишь сам Баумерт словно сквозь землю провалился.
Днем Пфайлер опросил всех солдат на батарее, а обер-лейтенанта Клазена послал в город, где размещались тылы, но и там не было никаких следов Баумерта.
Пфайлер подумал о штурмбанфюрере Дернберге, от одной мысли о котором у него сразу же заныло внутри. Вечером майор составил список личного состава, но в штаб дивизии не отослал, а сунул список себе в карман, который и жег его теперь, словно огнем. Дезертирство?! Ему только этого и не хватало. Быть может, капрал сегодня где-нибудь да объявится? Если же нет, то у Дернберга будет доказательство того, что дело с пропажей секретных документов отнюдь не случайность. Вот тогда-то Дернберг отомстит ему сполна за все сразу.
Майор надел фуражку, застегнул портупею и вышел во двор. Великолепная вилла майора, расположенная по соседству с огневыми позициями, обратила на себя внимание Дернберга, и тот сделал по этому поводу язвительное замечание майору, который понял, что в самом скором времени ему придется отказаться от нее, чтобы не накликать на себя беду.
Ночь была светлой, по небу тянулись легкие облачка. Можно было видеть даже маяк, который бездействовал с самого начала войны.
Пфайлер осмотрелся. Офицерское казино ночью выглядело более импозантно, чем днем. Оно служило притягательным пунктом не столько для офицеров с толстыми бумажниками, сколько для вражеских летчиков с их бомбами. Более удобное место для строительства оборонительного рубежа, чем здесь, найти было трудно. Повсюду окопы, НП, ходы сообщения, проволочные заграждения, хотя их сейчас и не было заметно. А дальше Гавр, за которым находятся позиции тяжелой артиллерии и огнеметов.
Майор Пфайлер вспомнил, как весной их возили осматривать линию обороны в самом узком месте канала, где он видел огневые позиции батарей 380, 280, 303 и 406-миллиметровых пушек. Но есть и обратная сторона медали. На островах, расположенных в проливе Ла-Манш, на острове Джерси, Гернси и Сарк находились одиннадцать артиллерийских батарей и полностью укомплектованная пехотная дивизия, а на участке между Дьеппом и Сен-Назером находилось только одиннадцать артиллерийских батарей, причем с меньшим количеством орудий. На участке обороны шириной восемнадцать — двадцать километров располагалась одна-единственная батарея, за исключением сконцентрированного здесь же артдивизиона Пфайлера, в то время как на Восточном фронте на таком же участке фронта артиллерии было значительно больше.
В Мервиле, располагавшемся на противоположном берегу реки Орн, было возведено внушительное бетонное сооружение, способное выдержать солидную бомбардировку. Но это только по самому побережью, в глубине же обороны ничего подобного не было и в помине.
Часы на башне пробили ровно час ночи. Затем четверть второго. Майор прислушался. Ему показалось, что он слышит разрывы бомб: звуки шли откуда-то с северо-востока. На горизонте были видны отблески разрывов. Такое приходилось видеть каждую ночь в течение нескольких месяцев: противник регулярно бомбил участок между Кале и Гавром. Устье Сены до сегодняшнего дня было самой крайней западной целью.