– Рано или поздно предсказание Каины все равно сбудется. Передайте это королю. Он не перебьет всех. Пусть не бежит от своей судьбы.
– Это все? – спросил инквизитор.
– Да, – ответила женщина и закрыла глаза.
В толпе раздался детский плач.
Айзек замахнулся и опустил лезвие топора прямо по линии шеи – удар был точным и сильным, отработанным, и голова с белыми волосами отделилась от тела, как ломоть мяса на зажаренном кабане, мягко покатилась по земле и остановилась в трех шагах от ног инквизитора. Два стражника подошли ближе и убрали тело и голову в отдельности. Айзек вытер острие топора и поставил одну ногу на плаху, окуная подошву высокого сапога в красную гущу.
И стражники повели к нему следующую ведьму. Айзек посмотрел на нее и понял, что больше не захочет жить, если сейчас умертвит ее. Он смотрел на нее и видел волосы до плеч цвета глубокой осени, видел глаза, подобные рубиновым углям во мгле, видел губы, которые были краснее крови на плахе, видел кожу, которая казалась ему такой же смуглой, как летний закат. Ведьма тоже смотрела на него, но видела только черное одеяние и маску, тяжелый топор в крови и холод в глазах.
Айзек впервые не знал, что ему делать. Он готов был отдать собственную жизнь, чтобы сохранить это поразительное буйство красок в пределах женского тела, но понимал, что не сможет спасти ведьму от казни.
– Как твое имя, ведьма? – спросил Айзек, повелев стражникам отойти.
– Кеита, – спокойно ответила девушка.
– Признаешь ли ты свою вину? – вновь спросил инквизитор, оттягивая момент и надеясь на какое-нибудь чудо.
– Признаю, – сказала Кеита и опустилась на колени.
Усилием воли Айзек заставил свой голос не дрогнуть.
– Есть ли у тебя последнее слово?
– Король умрет сегодня. Предсказанное почти совершилось. Все, что происходит сейчас – часть предреченного.
Толпа зароптала.
Айзек не мог поднять топора над головой Кеиты. Но ради короля он должен был это сделать. И вот, заставив себя поднять оружие, он стал опускать его, но рука его соскользнула с ручки, и лезвие вошло в тело неверно, не с полной силой, и вошло оно только наполовину, тогда как должно отсекать в один удар. Кеита были еще жива, когда Айзеку пришлось вытащить лезвие из шеи ведьмы и замахнуться снова. Струи крови побежали из ее прекрасного рта, рыжие волосы обагрились в области шейных позвонков. Инквизитор замахнулся второй раз – более уверенно, и в этот раз лезвие вошло точно в прежнюю рану и отделило голову от тела.
После того, как тело и голову Кеиты унесли, Айзек отбросил топор в сторону, снял маску и сошел с плахи.
– Постой, куда ты? – закричали ему стражники. – Здесь еще пять ведьм, ты должен выполнить свои обязанности до конца!
– Я допустил ошибку и больше не имею права считаться лучшим палачом короля нашего, Бертрана Великого, – отвечал инквизитор.
Войдя к королю, Айзек потребовал личной аудиенции. Король принял его, и тогда Айзек воскликнул:
– Король! Сегодня я впервые полюбил женщину, как завещал нам господь наш. Но ради тебя я убил ее. Я самый несчастный из всех людей в твоем государстве!
– Я дам тебе много золота, – испуганно сказал король. – Ты забудешь ее. Не печалься, Айзек. Ты лучший палач короля.
– Уже нет, – возразил Айзек. – Я был им до сегодняшнего дня. Я своими руками лишил себя счастья. Я недостоин жить.
Сказав это, инквизитор встряхнул кистью и схватил выпавшее из рукава лезвие, какие носят наемные убийцы, и замахнулся, и бросил его в короля, и попал ему прямо в правый глаз. И Бертран Великий пал замертво на троне своем.
Тогда же вышел Айзек из покоев мертвого короля, и отправился к реке. И взобрался на край моста, глядя в реку, и показалось ему, что он видит в воде лицо своей любимой, и слышит голос, который зовет его вниз. И закрыл глаза инквизитор, и сделал шаг вниз, к любимой своей, и захлебнулся, и потонул в водах.
Пепельный
В последнее время я начала замечать, что моя жизнь стала неинтересной. Да, как бы банально и привычно это ни звучало, она поблекла и потеряла цвет, и началось это, пожалуй, как и у всех нормальный людей, лет после восемнадцати. Время, когда тебя перестает радовать не то что бы твой день рождения, но и все остальные праздники. Время, когда тебя начинают особенно раздражать влюбленные, а также самовлюбленные и жизнерадостные люди.
Новый 2014 год наступил для меня незаметно сразу по нескольким причинам. Во-первых, погода. Она была точно не новогодняя, а впрочем, даже и не зимняя. Плюс десять, остатки дождя недельной давности, слякотная грязь – все по канону. Но к этому можно привыкнуть, учитывая то, что я живу на юге нашей необъятной. Теплые зимы здесь уже никого не возмущают.
Второй причиной было мое собственное состояние. Абсолютно не праздничное. Небрежно поглядывая на хмурое небо, я вспоминала о том, каким радостным было детство, когда каждый день был маленьким праздником, а уж Новый Год казался вообще средоточием всего волшебства на планете. Я усмехалась тому, как безжалостно время все меняет в людях. И привычки, и характеры, и мировоззрения. Ничего не устоит перед его бегом.