— Норвуд предложил мне как-нибудь съездить с ним в Нью-Йорк, — сказал он, — и сегодня мы ездили. Я провел там почти весь день. Мы вернулись к обеду, и было еще одно собрание на острове. Движение растет, Лора, и в нем есть сила.
Тем не менее между бровей у него залегла складка.
— Ты считаешь, что то, что эти люди делают — правильно? — спокойно спросила Лора.
Он помешал чай, задумчиво, как будто раздираемый сомнениями.
— Не все. Теоретически, в принципе, я могу к этому присоединиться. Даже по многим вопросам тактики я могу согласиться, но есть некоторые моменты, которым я не доверяю. Имей в виду, это не должно пойти дальше этих стен, Лора
Она кивнула и ждала, пока он продолжит. Чай был горячим и немного горчил. Уэйд продолжал:
— До тех пор, пока мы работаем с разумными людьми, я могу испытывать чувство удовлетворения, что движение благородно и цели его достойны. Но в группе есть некоторые, кто проповедует не пассивное сопротивление, как меня убеждали. Сегодня мы побывали в районах Нью-Йорка, где самого слова «призыв» достаточно, чтобы начались беспорядки. Я не знаю, как поведут себя эти неграмотные и попросту опасные люди, когда наступит момент. Я слышал, как один оратор убеждал собравшихся, что правительство Линкольна своевольно и деспотично. И он цитировал Вэлэндигэма, называя призыв неконституционным.
— Но разве политические партии не всегда так выступают?
— Это производило впечатление нарочитого подстрекательства. Я слышал приглушенные разговоры о том, что освобожденные негры, прибывающие на Север, отнимут работу у жителей Нью-Йорка. Похоже, растет недовольство негритянским вопросом, что и печально, и опасно.
Лора слушала с возрастающим смятением. Все это звучало пугающе.
— Если тебе не нравится, как развиваются события, может быть, ты выйдешь совсем из этого? — спросила она.
— Я не знаю, хочу ли я этого, — признался Уэйд. — Я пока что не знаю ничего конкретного. Сомневаюсь, чтобы Морган или Норвуд доверяли мне полностью. Меня почти ни во что не посвящают. Возможно, я принесу больше пользы, оставаясь с ними. На худой конец, я мог бы перейти в оппозицию.
— Это опасно для тебя? — тревожно спросила Лора. Он поколебался с ответом как раз столько, чтобы ответ не звучал очень уж убедительно.
— Я почти не участвую. Но я знаю, что на Западе собирают деньги для вооружения дезертиров. Редакторы газет, участвующие в движении, публикуют деморализующие материалы. Газеты рассылаются солдатам, чтобы поощрять дезертирство. Мне это не нравится, Лора. Это как-то некрасиво.
Она взяла его за руку, и это было единственное утешение, которое она могла предложить.
Он вдруг улыбнулся с виноватым видом.
— А ты, моя дорогая? Я знаю, что оставил тебя в трудном положении, когда ушел сегодня утром. Я был сильно зол и расстроен.
— Боюсь, что да, — откровенно призналась она. — Джемми снова заболел, и его пришлось уложить в постель. Твоя мама буквально искрилась от ощущения победы и помыкала нами. А Питер уже увел щенка.
Уэйд поставил на поднос чашку с блюдцем и откинулся на подушки.
— Почему ты так поступил с Джемми? — прямо спросила Лора.
Он не сделал попытки защищаться, не заговорил об испорченной шали. Сейчас он явно сожалел о содеянном.
— Внезапно я увидел только вред, который причинил мальчик, рассказав ей про тот день в лесу. Притом он рассказал тебе ту же самую историю, и я снова был в отчаянии — вспоминая. А история с шалью дала мне возможность наказать его — через его собаку.
— И ты жалел об этом весь день, ведь так?
— Конечно, — просто ответил он. — Это вина не малыша, а моя. Но я не могу справиться с собой. А теперь дело сделано.
Лора отпустила его руку и снова устроилась на подушке, обхватив колени руками.
— Щенка увели только к Морган. Он у Амброза. Его можно привести назад, как только ты захочешь.
— Тогда верни его завтра. Устрой дела с моей матерью, Лора. Ты справляешься с ней лучше, чем кто-либо.
Лора подумала об этом. Она достаточно легко могла сделать то, о чем он просил. Если бы она оказала ему эту услугу, он испытал бы облегчение и был бы благодарен ей. Ему не пришлось бы брать на себя вину, если бы его мать снова заболела или выкинула что-нибудь другое.
— Лора, — тихо сказал Уэйд, — о чем ты думаешь?
Тогда она посмотрела на него, ясно поняв, что ей надо делать.
— Я думала о том, о чем ты попросил меня, Уэйд. Вернуть собаку и разобраться с твоей матерью. Но распоряжение исходило от тебя, и ответственность лежит на тебе. Я думаю, ты должен держаться того, что сделал, или исправить это сам.
В его глазах было недоумение и боль. Потом он снова закрыл их. Она поднялась и унесла поднос на кухню, поставила посуду в раковину и доела последнюю булочку. Вернувшись в библиотеку, она обнаружила, что Уэйд так и не пошевелился. Но он открыл глаза, когда она вошла, и посмотрел на нее.
— Я ничего не могу сделать, — холодно произнес он. — Ты должна понять это. Если ты не поможешь, пес останется там. Я не буду раздувать все это снова.