Настроение резко улучшилось, поскольку мерзнуть Льюис не любил. Для него более привычной была жуткая жара, нежели холод. Он понимал, что нужно было лететь в Эдинбург к отцу Патрику, но нужно было где-то незаметно загримироваться, чтобы можно было спокойно покинуть Рим. Гримироваться в аэропорту было крайне опасно. Мало ли что могло случиться. Нужно было какое-то место, где его даже сам чёрт не сможет найти, и такое место у него на примете было: старый заброшенный склад на окраине города.
Говард нажал на педаль сцепления и переключил коробку скоростей на первую передачу. Машина резко ударила по газам и отъехала от тротуара, направляясь к окраине города, откуда было удобно добраться до аэропорта.
Льюис вёл пикап и думал о том, какой несвоевременной смертью умер отец Бернардо. Говард понимал, что отравить хотели их обоих, но удача злоумышленникам улыбнулась только со святым отцом. Льюиса же, скорее всего, спасло его отменное чутьё, которое его никогда не подводило и всегда выручало в трудные минуты. Видимо, несмотря на всё, Бог любил Говарда! Сложно было понять, за что и почему? Но любил, и в этом не было сомнений! Льюис понимал, что в девяноста процентах случаях из ста, утечка произошла по вине магистра Доминиканского Ордена, хотя шанс на то, что в его кабинете были «жучки», тоже был велик, но не так. Одним словом, впереди было много тайн, которые нужно было разгадать, но всё это было только впереди, пока перед Говардом стояли задачи намного проще, и он это понимал, думая о том, как будет гримироваться. Делать он умел это хорошо, но душа к этому у него никогда не лежала! Ему больше всего нравилась его оригинальная внешность, а не созданная кураторами из МИ-6.
Льюис заехал на территорию складских помещений и затормозил автомобиль. Он заглушил двигатель и вышел из машины, взяв с переднего сидения рюкзак. На заброшенных складах было ни души. Ни хулиганья, ни бездомных. Одним словом вообще никого, что было только на руку Говарду. Он подошёл к полуоткрытым стальным воротам и зашёл внутрь. В помещении гулял ветер, посвистывая внутри складских помещений. Обшарпанные стены, полуразрушенные перегородки. Свалившиеся балки и многое другое словно погружали Льюиса постапокалиптический мир. Он прошёл чуть вглубь, прошёл тёмный коридор с включённым фонариком и зашёл в комнату администрации, где стояли поломанные столы и стулья, и прочая мебель, включая стеллажи, на которых стояли сырые папки с бумагами.
– Да! Здесь настоящая разруха, – произнёс вполголоса Говард, подойдя к столу у стены и положив на него свой рюкзак. Льюис быстро расстегнул молнию рюкзака и, вытащив оттуда полиэтиленовую плёнку, расстелил её на столе, став выкладывать на неё парик, накладную бороду, усы и цветные контактные линзы. Говард резко вздохнул и вытащил латексную накладку на нос, которая изменяла форму носа так, чтобы его было невозможно опознать. Льюис достал из рюкзака небольшое зеркальце и, установив его, начал прилаживать накладку на нос, меняя тем самым форму носа, с обычного носа, на нос с характерной горбинкой.
Говард аккуратно приладил накладные бороду и усы рыжего цвета, став похожим на настоящего шотландца. Потом надел парик, сделанный из длинных рыжих волос, которые уложил в хвост и, сменив в завершение цвет глаз, убрал полиэтиленовую плёнку в рюкзак вместе с зеркалом и закрыл молнию. Льюис напоследок надел очки и направился к выходу. Пройдя по тёмному коридору, Говард спустился по лестнице и вышел из складских помещений на свежий воздух, направившись к машине. Он быстро сел в пикап и запустил двигатель, направившись в аэропорт. Льюис не знал пока, как долго будет добираться до Эдинбурга, но знал одно, что, сколько бы ни пришлось лететь туда, попасть в Шотландию ему было нужно обязательно.
Нью-Йорк. Манхеттен.
Романов стоял у окна, и смотрел на падающий снег, который вызывал внутри него какие-то тёплые воспоминания, которыми он очень дорожил, чувствуя, что в глубине его сердца заканчивается ледяная зима, предвещающая весеннюю оттепель. Андрей на миг оторвал свой взгляд от порхающих за окном в весёлом хороводе снежинок, и посмотрел на диван, который был застелен постельным бельём.
Он сделал пару глотков крепкого чая из чашки, стоявшей на подоконнике, и задумался. Да, задумался. О чём-то дальнем и, как он считал, близким его сердцу, то, что ему уже удалось пережить и остаться при этом человеком! … А чтобы заглянуть в будущее, не нужно было ворошить прошлое, где старый ненужный хлам лишь пылит и отравляет свежий воздух. В будущее нужно идти чистым с высокоподнятой головой, принимая все его правила и живя так, как привык жить!