– Пока не знаю, но, думаю, мне и небольшому отряду… Примерно три-четыре бойца… Да, скорее всего, придётся десантироваться с большой высоты, а значит, с бомбардировщика, который сможет нас доставить на место, не засветившись при этом на радаре противника, – вертя роллер в руке, ответил Призрак. – А вот эвакуация… Лучше это делать с помощью подводной лодки, при незаметной поддержке отряда боевых пловцов.
– Интересно, но уж очень масштабно! – слегка усмехнувшись, добавил Громов.
– А иначе никак. Вы сможете обеспечить эти условия? В противном случае об успешном исходе операции по возвращению образца придётся забыть. Как-то так.
– Хорошо, Андрей. Кого возьмёшь с собой?
– Мне нужно три или четыре диверсанта управления «С». А именно: один снайпер, взрывник, штурмовик. Нет, два штурмовика, – ответил Романов, положив роллер на рабочий стол.
– Когда планируешь день Х?
– Мне понадобится день на полную и детальную разработку плана по имеющимся у меня материалам, и можно будет вылетать.
– Хорошо, я отдам команду, – вставая с рабочего кресла, сказал Михаил Иванович, направившись к выходу из кабинета Романова.
Андрей встал из-за стола, снова подойдя к окну, и посмотрел на двор. Медленно продолжал кружиться и падать небольшой снег. На улице стояла прекрасная и сказочная рождественская погода. Вечер плавно опускался на город, и постепенно включались мачты уличного освещения. Праздник Рождества был в самом разгаре, но, правда, Призрак чувствовал себя почему-то чужим на этом празднике. Он помнил свою мать, которая постоянно рассказывала ему с сестрой о католическом Рождестве, ведь Анна, по настоянию матери, была окрещена в католической церкви в Берне, где они жили всей семьёй. Призрак часто вспоминал эти годы с какой-то долей отчаяния, которого и так сполна хватало в его жизни. Он помнил о том, как мать воспитывала его и сестру в христианских традициях, прививая Андрею православие, а Анне римско-католическую веру. Иногда Романову очень не хватало его ушедших, как он верил, на небо родных. Призрак думал, что если бы хоть кто-то был бы с ним, то он бы был не так одинок в своей непростой жизни. Хотя, впрочем, эту жизнь он выбрал себе сам, понимая абсурдность своего тогдашнего поступка. Ведь нет! Романов не хотел этой войны, он вступил на эту огненную черту от полного отчаяния, которое так и не смог пережить, и тогда казалось, что война – самое лучшее лекарство от всех горестей!
Штат Виргиния. Лэнгли. Штаб-квартира ЦРУ.
Дэниел вышел из лифта и направился вдоль по коридору. Пребывая в отличном расположении духа, он понимал, что, похоже, наконец, образец нашелся. Облегчение означало скорый подъём по карьерной лестнице
Майерс продолжал светиться от счастья, быстрым шагом проходя по коридору штаб-квартиры, направляясь в кабинет к мисс Стивенсон, которая, по его приказу, немедленно прибыла в Лэнгли и работала над материалами, изучая донесения резидентур, но успех пришёл оттуда, откуда его не ждали. Такое, надо сказать, бывало не так редко и по-своему выглядело достаточно привлекательным.
Дэниел продолжал думать только над одним. В данный момент его заботило только то, как он добудет образец, ведь ему уже сам Нолингтон пообещал в скором времени сесть в более престижное кресло, нежели то, в каком он находился сейчас. А это было очень неплохо, ведь Майерс уже достаточно давно сидел в своём нынешнем кресле и качестве и уже давно думал о повышении, однако большого дела так и не подворачивалось, но сейчас всё начинало выглядеть довольно светлым, лучистым и привлекательным. Теперь Дэниела волновало только одно, а именно – как оправдать возложенные на него большие надежды, поэтому от него ждали свежих идей и ответственных решений.
Анджелина сидела в кресле за рабочим столом, ожидая нового задания от мистера Майерса, а пока продолжала разбираться в своих бумагах и мыслях, которые приходили к ней. Она не знала, что на данный момент её заботит больше: личное или служебное, но в итоге, как всегда, побеждала работа или служба, как бы при этом ни хотелось послать её далеко-далеко!