Мерцание росы

Он сделал глубокую затяжку и молча удалился в сарай. Я думал он пошел за ремнем, но этот вариант я отмёл – ремень был у него на поясе. Вернувшись, он достал небольшую круглую деревяшку, внешне напоминающую сигару, и ручную дрель. Установив деревяшку в вертикальное положение, он начал сверлить отверстие прямо по центру. Я был в замешательстве. Это занятие его настолько поглотило, что он уже начал жевать свою сигару, забыв про ритуал выпускания дыма. Завершив с отверстием, он взял спички и начал опалять края. Один слегка, а второй довел до горения. Подождав около минуты, он потушил горящий край и протянул мне деревянную сигару.

– Первые разы сильно не тяни. Так, по чуть-чуть.

Видимо, мои глаза были настолько круглыми, что ему пришлось самому продемонстрировать процесс. Мне оставалось только повторить. Мы сидели рядом. Он, человек из дипломатического автомобиля, которого я видел второй раз в жизни и я, школьник, списывающий домашку у соседа по парте. Мы курили молча и нас объединял не только дым. Мы оба мечтали о чем-то большем и майский розовый закат понимающе молчал.

– Меня вызывали к директору, – мое признание было скрашено глубокой затяжкой древесного дыма.

– Он мог бы и сам прийти, если так срочно, – дед поднёс огня к тухнущему макету сигары – тяни, тяни, сейчас разгорится.

Его реакция удивила меня настолько, что я вдохнул слишком сильно и мгновенно был схвачен кашлем.

– Да бог с ним, с директором с этим, сдался он тебе, – дед хлопал меня по спине, помогая выпустить лишний воздух из груди.

Я постепенно пришел в себя и снова уселся рядом с ним.

– Дед, вот все говорят бог, бог. А чего это вообще такое? – отложив дымящуюся деревяшку, я приготовился внимательно слушать, но он молчал – дед? Расскажешь?

Он почесал седые виски и, положив свою настоящую сигару рядом с моей игрушечной, на выдохе начал:

– Жил один аскет, который дни и ночи проводил у статуи божества на центральной площади. Он возносил к нему молитвы, приносил последнюю еду и прекрасные цветы. Люди считали его святым. Он пренебрег всем, ради поклонения своему богу.

– Ну и что было дальше? Он попал в рай?

– Не знаю. Но однажды бог, которому он молился, заметил его и подозвал своего сына, чтобы показать, насколько люди преданы. И они вышли в город. На ту самую площадь.

– Зачем?

– Слушай дальше. Они оделись как люди, чтобы быть незаметными и подошли к статуе как раз в момент, когда аскет совершал очередное поклонение. Бог, одетый как человек обратился к аскету: “Отвернись и поклоняйся мне. Я стою перед тобой!” Аскет посмотрел на него пустыми глазами и продолжил кланяться статуе. Бог достал нож и кольнул аскета в спину со словами: “Отвернись и поклоняйся мне!”.

– А аскет продолжал кланяться статуе?

– Точно! Тогда бог взмахнул ножом прямо над ухом молящегося, заглушив молитву ветром. Но аскет даже не повернулся, и Бог проткнул верующего ножом насквозь. Когда тот висел на клинке, он сказал своему сыну: “Понял ли ты, что я хотел показать тебе? – Да отец. Я понял. Когда к тебе подходит живой бог, ты должен отвернуться от идола и поклоняться богу напрямую. – Нет, сын мой, я лишь показал тебе, что можно убивать кого угодно”.

Я сглотнул и продолжал смотреть на него. Он потушил сигару и поднялся.

– И что было потом? – я поднялся следом.

– Ничего. Тело аскета склевали грифы. Статую отмыли и продолжили верить, так и не осознав, что богам молитва не нужна.

– И всё?

– Ну это то, что о боге знаю я. А как оно там на самом деле… Пошли спать? – он положил руку мне на плечо и мы двинулись к дому.

– Дед, это не может правдой. Бог всех любит. Он создал всё – траву, камни, зверей. Он добрый, вроде бы…

– А, ты про этого? Я о нем мало знаю. Знаю, что он смешал белое с черным и мир стал серым. Мир храмов и оружейных заводов одновременно – его рук дело. Мы называем его гипсовый повелитель душ. Смотрел Поле Чудес?

– Смотрел. А кто это мы?

– Так вот там заставка перед передачей, маска такая из гипса. Вот считай это и есть его истинное лицо того, кому все молятся.

– Ага. Понятно. А кто мы то?

Он остановился и внимательно посмотрел на меня. Мне показалось, что он вот-вот заплачет, но он смог побороть накатывающее чувство и улыбнулся:

– Как-нибудь мы это обсудим. Ложись на втором. Там вид красивый утром.

Поднимаясь по лестнице, я остановился у странной картины. Стройная женщина в окружении деревьев и камней, а снизу надпись “Custodi mea corpus innocentes”. Написано по-английски, но в английском нет таких слов! Незнание языка задело меня до глубины. Я переписал буквы неизвестной фразы на листок и, положив его в карман, сам рухнул на кровать, оставив распятую колдунью в естественной стихии. Прямо передо мной на стене висел еще один странный символ – равносторонний крест с прибитым на него ключом, но до него мне уже не было никакого дела, ведь сегодняшний день был чертой между миром детства и миром подвига и, закрывая глаза, я понимал, что покидаю мир привычного солнца.