Мерцание золота

— Зато нет масонов, — вмешался в разговор Цадатов. — Все масоны в Москве или Ленинграде.

— Масоны при советской власти вымерли, — осмелился я возразить ему.

— Масон никогда не вымрет, — поставил точку в нашем споре Цадатов. — Сейчас я тебе подарок сделаю. Директор тоже зови.

Подошел Вепсов. Надо сказать, в незнакомом окружении он явно тушевался: не на кого было прикрикнуть, некому отдать указание. Я, к примеру, постоянно терся возле местных.

«Вот ужо приедем в Москву», — поглядывал он на меня.

«Однова живем, — отвечал я ему. — Сначала рюмочку, сверху икоркой. Москва далеко, начальник».

Но вот и его заметили.

— У тебя сабля есть? — спросил Ахмед.

— Нет, — сказал я.

— Сейчас будет.

Ахмед протянул руку. Магомедбек с готовностью сунул в нее саблю.

— Держи! — протянул мне саблю Ахмед. — Смотри на нее и меня вспоминай. Если человек плохой — сразу руби ему голову.

Кавказцы расхохотались.

Я с трудом сдержал слезы. Наверное, среди моих предков все-таки были люди, которые знали, что такое сабля.

— Тебе тоже сабля, — протянул подарок Вепсову Цадатов. — Директору сабля не так нужна, как редактору, но пусть будет.

Я повертел в руках саблю и отдал помощнику. Ставить ее в угол, как швабру, было как-то неудобно. Но и сидеть с ней за столом неловко.

— Сейчас отнесу в машину, — сказал мне на ухо Сулейман.

В этой компании он был самый трезвомыслящий человек.

— Коньяк тоже возьми, — сказал Ахмед. — Магомед, как он называется?

— «Россия», — отчеканил помощник.

— Вот, две бутылки тебе, две ему, — кивнул Ахмед на директора. — Самый лучший коньяк. Но мы пьем три звездочки.

— Почему? — удивился я.

— Не такой вредный.

Сулейман, держа в одной руке сабли, во второй пакеты с коньяком, вышел.

— Вы в самолет, а я в больницу, — вздохнул Цадатов. — Подлечусь, может быть, еще выпью рюмку с гостями.

— Обязательно! — зашумели гости. — Вы еще главную книгу не написали! Врачи все сделают, чтобы вы к нам вернулись!

— Врачи не боги, — махнул рукой Ахмед.

Я вдруг увидел, что он держится из последних сил.

«Классиками случайно не становятся, — подумал я. — Интересно, каковы будут классики новейшего времени?»

Даже думать об этом было неприятно, и я подошел к новому министру информации и национальных отношений.

— Я посмотрел вашу книгу, — сказал я. — Очень сложная тема.

В прошлый приезд Заур подарил мне свою книгу, посвященную проблемам ваххабизма в Дагестане.

— Теперь не до книг, — улыбнулся министр.

У него тоже был очень усталый вид.

— Ничего, войдете в рабочий ритм и снова сядете за стол, — подбодрил я его. — Берите пример с классиков.

— У них не было террористов, — хмыкнул Заур.

— Зато были товарищи из ЦК. Неизвестно, что хуже.

Заур пожал плечами.

— В аэропорт вас отвезет Сулейман, — сказал он. — У меня, к сожалению, дела.

Я уже знал, что разговор о делах в Дагестане — нехорошая примета, и с сочувствием посмотрел на него.

— Приезжайте в Москву, — пожал я ему руку. — Такого застолья, как здесь, не обещаю, но в Дом литераторов обязательно приглашу.

— По дороге в аэропорт вы еще заедете в одно место, — успокоил меня Заур.

Этим местом оказался, конечно, ресторан. Снова стол был накрыт по высшему разряду: шурпа, корейка из баранины, осетрина, фрукты, овощи, коньяк, конечно. Лично я от застолий уже устал и часто поглядывал на часы.

— До самолета еще целый час, — заметил мое нетерпение Сулейман.

— Это вылет через час, — сказал я, — а регистрацию надо было проходить два часа назад.

— У нас не будет регистрации, — махнул рукой наш провожатый, — прямо к трапу привезем.

Действительно, к самолету мы подкатили в тот момент, когда он уже запустил двигатели. С саблями в одной руке и пакетами с коньяком в другой мы с Вепсовым вошли в салон. Судя по взглядам пассажиров, наш вид понравился далеко не всем.

— Это чартер или обычный рейс? — спросил Вепсов, устраиваясь в кресле.

— Обычный, — сказал я.

— Надо было вместе со всеми садиться, — зевнул он. — Третий день не высыпаюсь.

Он тут же уснул.

Я смотрел на облака, густящиеся внизу, и думал о миллениуме. Второе тысячелетие от Рождества Христова переходило в третье. Похоже, этот переход не был простой сменой цифр. В мире менялась парадигма бытия. Человечество отворачивалось от устоявшихся канонов и наспех придумывало новые. К чему это приведет, не знал никто. Русскому человеку привычно уповать на авось, но куда прет западный обыватель?

После поездки в Махачкалу отчего-то я был уверен, что Советский Союз еще вернется. Может быть, не в том виде, в каком он наводил ужас на американцев с их сателлитами, но вернется. Во всяком случае, мое издательство «Современный литератор» уже стало советским, и я этому был искренне рад.

Никуда не денется и так называемая советская литература. Без Шолохова, Леонова, Булгакова, Платонова, Паустовского, Катаева и многих других русская литература не полная. А ведь были еще и национальные авторы, к которым принадлежал и аз, грешный. Да, особенность советской литературы заключалась в том, что даже националисты в ней становились советскими, то бишь интернационалистами.