Мерцание золотых огней

Она искоса, с нескрываемым презрением посмотрела на Омель ченко и молча прошла мимо него. Владимир Васильевич продолжал смеяться, растопырив руки. Глядя на него, засмеялся и Игорь.

В просторном холле, у полукруглой лестницы с резными пери лами, ведущей наверх, стояла невысокая женщина в строгом тем но-синем костюме. Юля остановилась за два шага до нее, прис тально вглядываясь в бледное лицо. Постарела, пополнела, но все же это была она, её мать.

- Мама...

- Юля! - воскликнула Раиса и бросилась к ней.

Она была намного ниже дочери, и Юле пришлось подогнуть ко ленки: чтобы мать могла обнять её и поцеловать её в щеку. Впро чем, коленки сами подогнулись. Юля ткнулась лицом в тщательно уложенные светлые волосы и всхлипнула.

- Мама... Наконец-то я нашла тебя...

- Юленька, дочка... - бормотала Раиса. - Ну дай, хоть разг ляжу тебя, как следует... - она отстранилась, жадно вглядываясь в лицо Юли и громко шмыгая носом. - Какая взрослая стала, какая ты у меня красавица, Юля! И похожа...

- На отца... - прошептала Юля, и слезы градом полились из её глаз.

- На отца, - повторила Раиса. - Ну пойдем, пойдем поговорим, там нам никто не помешает. Володя! Принеси нам, пожалуйста, ко фе, мы будем в спальне! - она обняла Юлю и повела наверх.

Юля не удивилась богатому убранству спальни - в роскошном доме только такая спальня и могла быть. Раиса усадила её в го лубое кресло, немного похожее на стул из фильма "Двенадцать стульев", но больше, мягче и с подлокотниками. Сама села дру гое, точно такое же.

- Честно тебе скажу, я обижалась на тебя, Юлька, я ведь хотела увезти тебя в Москву, но ты... А, да что там говорить! Но все это в прошлом. Я рада, что ты нашла меня, что мы все же вместе.

- Я тоже обижалась на тебя, мама. Как же я могла уехать в Москву, бросить отца? Кто бы его кормил? Стирал, убирал в доме, сажал, поливал и пропалывал в городе? Нельзя было все это бро сить. Но я тоже рада, что ты у меня все-таки есть...

- Рассказывай, Юля. Я ведь совсем ничего не знаю о тебе. Это непростительно для матери, но что поделаешь, если так полу чилось. Какая же ты красивая у меня девчонка выросла! И умни ца... Но я заметила у тебя седые волосы в голове. Расскажи мне все, Юля.

Омельченко принес серебряный поднос с чайными принадлеж ностями, поставил на столик с изогнутыми ножками и голубыми цветами на лаковой поверхности.

- Спасибо, Володя, - кивнула Раиса. - Ты иди, а мы тут нем ного посекретничаем. А потом спустимся вниз и пообедаем.

- Рая, твоя дочь восхитила и... поразила меня, - сказал Омельченко, глядя на Юлю. Но она, по-моему, обижается на меня. Ты, пожалуйста, объясни Юле, что я не враг, просто оберегал те бя от излишнего нервного напряжения.

- Конечно, Володя, обязательно объясню, - кивнул Раиса и, когда он ушел, внимательно посмотрела на Юлю. - Он все ещё любит меня, да и я его тоже. Хотя... Да, это не важно. Рассказывай, Юля, как ты жила без меня.

Она замерла, будто мраморная статуя, слушая невеселый рассказ Юли. И только пухлые пальцы нервно барабанили по округ лым коленкам. Когда Юля дошла до своего бегства из Ростова пос ле сожжения дома и кухни, Раиса сцепила пальцы в замок, прижала их к груди и заскрипела зубами. Слезы катились по её бледным щекам. Слезы катились и по смуглым щекам Юли.

- Вот так, мама, я и оказалась в Москве...

- Бедная моя девочка... - Раиса встала с кресла, подошла к Юле, обняла её, прижавшись бледной щекой к смуглой щеке. Теперь их слезы смешивались. - Сколько же тебе довелось вынести!... А Григорий, значит, умер... Царство ему небесное.

- Он любил тебя, мама, и перед тем, как его увезли в мили цию, просил, чтобы я написала тебе. Я тогда написала письмо на фирму "Фермопил", ты не получала его?

- Доченька, "Фермопил" к тому времени уже не существовал, и письмо твое, конечно же, не дошло до меня. Я бы, конечно, приехала, я бы помогла тебе... Но, видишь, как все получилось. Бедная, бедная моя девочка...

- Это ещё не все, мама. В Москве была ещё труднее.

И Юля принялась рассказывать о мучительной жизни в кварти ре Колготина, о трудных поисках матери.

- Вот что, Юля, - вытерев глаза шелковым платочком, сказала Раиса. Ты сегодня же переберешься в нашу квартиру в Безбожном переулке... Теперь он стал Протопоповским. Люди с юмором зани мались переименованием, что тогда, что сейчас. Переедешь, все равно мы там не живем. Об этом Колготине забудь, если он оскор бил тебя, я сделаю так, что будет ползти на коленях от Земляно го вала до Без... Протопоповского.

- Мама, а как ты живешь? Я ведь тоже ничего не знаю о те бе. Говорят, дела твоей фирмы совсем плохи. Почему?