Мертв или жив

Раз уж необходимо строить из себя дуру и плакать на чьем-то плече, лучше пусть это будет плечо дяди Генри. Ей не хотелось ехать в Ледстоу, но там ей будет спокойно.

Мэг добралась в Ледстоу уже к вечеру, успев неоднократно пожалеть о том, что отказалась ехать на машине Билла. В Ледлингтоне ей пришлось сорок пять минут ждать пригородного поезда до Брэнта, а оттуда, после двадцатиминутного ожидания, ехать еще более медленным поездом до Дипинга, который находится в трех с половиной милях от Ледстоу. Из Дипинга в Ледстоу ходит автобус, которого опять же пришлось ждать. Так как от Ледлингтона до Ледстоу было всего семь миль, Мэг начала жалеть, что не отправилась прямо от Ледлингтона пешком, но у нее были тяжелый чемодан и шляпная коробка, не слишком подходящие для семимильной прогулки.

Наконец автобус прибыл, но кондуктор долго не мог сообразить, куда пристроить ее чемодан, потом разрешил поставить его на широкую ступеньку.

Автобус остановился у пивной «Зеленый человек»[2].

Здесь снова возникла проблема с транспортом. Жена хозяина пивной, румяная толстуха, предложила в качестве провожатого Уильяма — неуклюжего веснушчатого подростка с огненно-рыжими волосами и в ярко-голубом свитере, которого ради Мэг вызвали из сада с его тачкой.

Разгорелся спор по поводу тачки, которая была полна навоза. Уильям заявил, что если они не хотели, чтобы он возился с навозом, то сразу бы и сказали. А что теперь?

Брякнуть шляпную коробку леди прямо в навоз? Так со шляпными коробками не обращаются, и тачки тоже для чемоданов и коробок не предназначены.

Постепенно вокруг Мэг и ее багажа собралась целая толпа: хозяин гостиницы, мистер Хиггинс, такой же толстый и румяный, как его жена; мисс Йоумен, сестра миссис Хиггинс, зашедшая поболтать, и старуха с редкими седыми волосами, прикрытыми мужской шапкой, которая оказалась бабушкой Уильяма. У нее был писклявый голос и невероятное количество блистательных идей.

— Вывали навоз на грядку с кабачками, — посоветовала она.

— А туда-то зачем, мама? — всполошился хозяин, — Кабачки уже кончились или вот-вот кончатся.

— Не кончатся, пока не наступят заморозки, — возразила старуха. — Делай, как я говорю, Уильям, а мать даст тебе газету, и ты постелишь ее на дно тачки, чтобы коробка не испачкалась.

Мисс Йоумен стояла на верхней ступеньке с высокомерным видом. Она носила тугой корсет, длинную юбку и аккуратную челку. Кончик ее тонкого носа неодобрительно подергивался.

Уильям исчез и вскоре вернулся, с угрюмым видом волоча деревянную тачку, от которой пахло свинарником.

Старуха достала несколько газетных листов — в основном «Ньюс оф уорлд» — и стала наблюдать за их укладкой, то и дело давая советы. Хозяин и Уильям погрузили багаж под аккомпанемент ехидного хихиканья мисс Йоумен, и Мэг зашагала следом за тачкой по аллее, огибавшей кладбище.

Они остановились у запертых ворот, точно так же, как незадачливый Билл. После нескончаемого путешествия эти ворота казались ей спасительной соломинкой. И когда выяснилось, что им придется ждать, пока о ее прибытии сообщат в дом, Мэг едва не расплакалась, переполненная праведного гнева.

— Почему они держат ворота на замке? — спросила она Уильяма.

Мальчишка пожал плечами.

— А кто их знает…

Ожидание казалось бесконечным. Мэг попыталась вовлечь Уильяма в разговор.

— Тебе нравится работать в саду?

Уильям покачал рыжей головой.

— Они всегда держат ворота запертыми?

— Не знаю.

— А ты знаешь мальчика, который пошел сказать, что я приехала?

Уильям снова покачал головой и откинул рыжую прядь, свесившуюся ему на глаза.

— Этот мальчик и эта старуха — они местные?

Ее провожатый покачал головой в третий раз.

Мэг оставила попытки что-то узнать и просто смотрела на Уильяма. Она никогда не видела мальчиков с таким количеством веснушек и с такой румяной кожей. Даже уши и затылок у него были красными.

С каждой минутой становилось все темнее. Мэг с сожалением думала о мире, в котором обитала прежде. В том мире ей не приходилось ждать у запертых ворот, пока мальчишка-садовник не сбегает в дом и не спросит, впустить ли ее. Не приходилось тащиться пешком следом за тачкой, в которой возили навоз. Там она приезжала на машине, ее встречали и угощали чаем. Мысль о горячем чае, на который едва ли можно было рассчитывать, особенно действовала на нервы. Сумерки неотвратимо сгущались, старуха вернулась в свою сторожку, Уильям молча стоял рядом, а исходивший от тачки запах навоза возносился до самых небес.

На подъездной аллее появилась фигура, и сердце Мэг радостно дрогнуло. Оно было очень добрым и очень любящим, ее сердце, поэтому тот факт, что дядя Генри решил сам подойти к воротам и впустить ее, растопил ее гнев.

Конечно дядя — добрый человек, хотя он так часто забывал о ее существовании.

— Старый джентльмен идет, — с благоговением произнес Уильям.

Фигуру, приближающуюся к ним, даже в сумерках нельзя было спутать ни с чьей иной. Сутулые плечи, слегка прихрамывающая походка, черная широкополая шляпа, длинное пальто со старомодной накидкой — это мог быть только он. Генри Постлетуэйт.